Благодать (СИ)

Зверинец был почти полон, и если пара клеток и пустовала, так только по причине непогоды, не позволявшей совершить вылазку и тем делавшей Первого всё более мрачным. Ему не надо было отчитываться перед руководством, по крайней мере, не сейчас, ведь «опарыш» еще не прибыл, а выходить в эфир… а для чего? Требующих вмешательства со стороны – которого, впрочем, никогда и не было – случаев становилось всё меньше, и Первый объяснял себе это содержанием поговорки, что человек ко всему привыкает, хотя иногда и возникала мысль, что он не прочь был бы крепко вдарить по яйцам тому мудаку, который выпустил её в народ. Радист всерьез опасался потерять квалификацию и неоднократно обращался к Первому с просьбой разрешить хотя бы послушать эфир, но Первый был неумолим и лишь по-отцовски грозя пальцем, отвечал, что с потерявшими квалификацию разговор у него короткий. Радист картинно сокрушался и шел тихо «напиваться» в виварий. Вонь в зверинце стояла такая, что вводила персонал и посетителей в состояние, сравнимое с алкогольной интоксикацией. Радист был не единственным, обнаружившим единственную приятную особенность – в зверинец рвались кто ни попадя, всеми правдами и неправдами стремясь схлопотать наряд на уборку и не принимая во внимание опасность самого нахождения возле клеток.

Строго говоря, без противогаза находиться внутри вивария было запрещено, но тяга «набраться» была настолько сильна, что Первому пришлось бы расстрелять весь личный состав в воспитательно-карательных целях. Пополнение прибывало крайне редко во избежание рассекречивания расположения Елани, и тут не помогали доводы Викторов в количестве одиннадцати человек и дюжины Николаев, утверждавших, что военнослужащие после «проветривания» будут помнить годы службы на Урале, в одной из частей общего назначения. Разрабатывается, мол, еще и программа о службе в войсках ПВО, а там еще что-нибудь придумаем. И начинали лопотать что-то маловразумительно научное. Первому все эти слова представлялись бреднями, направленными на разбазаривание народных денег. В Викторах и Николаях он видел лишь дармоедов, просиживающих штаны почем зря. Он их терпел по приказанию, без них давно с задачей подразделения справился бы. Он не знал еще, как, но твердолобо полагал, что изворотливая народная смекалка его не подведет. Поступи вдруг сверху приказ отменить эксперименты, он бы с радостью отправил и Николаев, и Викторов пёхом до самой «железки», и поставил бы свои полковничьи погоны против куска медвежьего дерьма, что ни один из двадцати трех яйцеголовых не сможет счастливо улыбнуться при виде катящего по рельсам поезда.

Разве что допустить возможность абсурдной мысли о плохой охране гардероба и возможной в связи с этим кражи обмундирования, прошитого белладоннитовым шнуром. Виктор-шестой так и сяк подъезжал к амбалам у двери с единственной надписью «стоять», но те снисходили лишь до обещаний сообщить Первому, и дело было не в упертом жлобстве мордоворотов, а в элементарном желании дожить до дембеля, что внутри периметра сделать гораздо проще, чем снаружи, даже с учетом самодурства Первого и мастерства немого Храпова.

Он вместе с Заморохиным вошел в предбанничек, натянул прорезиненный комбинезон, напялил на руки резиновые перчатки до локтей, на ноги – подбитые металлическими шипами сапоги, сунул под мышку противогаз, маска которого бугрилась белладоннитовыми шнурами, как и комбинезон. Бенедикт часто завидовал ловчим, обмундирование которых отличалось как легкостью и прочностью, так и куда меньшим весом, и было не лишено даже в некотором роде изящества. Но и это, как в том анекдоте, иногда не помогало.

Виктор-шестой и Виктор-девятый, - Заморохин по паспорту, - одновременно вскинули вверх руки в жесте привлечения внимания. И усмехнулись неловко. Жесты трансформировались в выражающие взаимное уважение. Они приглашающе вытянули руки к обитой толстой жестью двери под номером «шесть». Цифра намалевана бурой краской, от вида которой Бенедикта нередко мутило.

Виктор-шестой первым прекратил скоморошничанье и, напялив противогаз, резко распахнул дверь. Он услышал испущенный Виктором-девятым, приглушенный противогазом, возглас благоговения, и испытал сходное чувство.

Такого ему еще видеть не приходилось – клетка, сделанная из толстенных, диаметром с предплечье, прутьев, была занята прутьями же, наваленными в кучу, шаткое равновесие которой мог нарушить, казалось, даже невольный чих. Виктор-шестой с немыслимой скоростью обернулся к товарищу и со вздохом облегчения удостоверился, что ему не показалось и тому достало ума, чтоб надеть маску противогаза. Девятый прогундосил:

— Поразительно…

— Ага, — согласился Бенедикт.

— Я думал, может, вони хватанул.

— И я тоже? — не согласился Бенедикт.

— Ну что, будем выволакивать?

— Да здесь, на месте, разберемся. Врубай.

— Лады. Журнал захватил?