Благодать (СИ)

Избенка производила впечатление временного пристанища, так, переночевать разве что, непогоду переждать, или освежевать добытую тушу под тем навесом, выглядевшим так, словно составлявшие его кровлю ветки не падают лишь по причине аномального отсутствия силы тяжести. Ага, освежевать и сожрать тут же – вон, костей сколько. Возникло побуждение развернуться да и зашагать потихонечку в обратную сторону. Иван посмотрел на маленькое оконце, не освещенное изнутри и, сколь ни щурился, напрягая зрение, так и не разглядел ни расплющенного о стекло с той стороны носа, ни шевеления занавесок, каковых, впрочем, могло и не быть – и начал медленно отступать.

Пока не уперся во что-то спиной.

Не решаясь обернуться, завел руки за спину и ощупал бугристую, влажную, обомшелую кору. Волосы зашевелились на его затылке, когда он посмотрел вниз и обнаружил, что стоит посреди тропинки. Руки принялись торопливо шарить по поверхности, натыкаясь на бугорки и пеньки сломанных или отгнивших веток, проваливаясь в затянутые прохладной слизью пустоты. С хриплым вздохом Иван оторвался от этого и сделал шаг, пребывая в абсурдной, параноидальной уверенности, что будет остановлен.

Он боялся оглянуться. Не удержался.

На него смотрел огромный, бездушный, совершенно круглый глаз. Кто-то прятался в дупле, и этот кто-то таращился на него, Ивана. Зрачок был маленькой продолговатой точкой в кремово-желтоватой радужке, казавшейся растрескавшейся – её перечеркивали дуги темных, пульсирующих капилляров, симметричные, как сегменты диафрагмы фотозатвора.

— Триша, назад! — рявкнул прямо в ухо Ивана некто прокуренным, хрипящим басом, и ноги парня подломились, и он стал поразительно медленно падать, отстранено замечая, что напугавшее его дерево – скорее пень, огромный, причудливо корявый, - зашевелилось и, двигая выпрастывающимися из земли корнями, степенно удалилось, подмигнув на прощанье жутким глазом, веками которому служили наплывы верхнего и нижнего полукружий дупла.

Лежа на земле, Иван сонно удивлялся и заторможено внимал бессмысленному недовольному бормотанию, доносившемуся вроде издалека, но отдававшемуся дребезжащим, зудящим резонансом прямо в черепе:

— И чего тебя занесло сюда, дубина этакая… и что прикажешь теперь с тобою делать… Дмитриев в отпуске… Фролова дембельнули, да и как не дембельнуть – с такой-то рожей… Пугало, да и только, прости, Господи… Уж лучше б тут - какой-никакой, а всё уход… Ты идти-то сможешь?.. Понятно. А я вроде сторожа, пока… А Тришка добрый – его ж забраковали, хотя кто его разберет. Сезон на сезон не приходится – Фролов-то это усёк, только вот поздно, так что дембельнули, жене на горе, соседям на потеху… Да, откормили тебя, бугая. Не припомню, когда такие тяжести таскал. В Благодати, может… Да… Ну, до пасеки доберемся, а там видать будет. Знаешь, мед-то у меня какой – у-у-у, закачаешься. Да… А я ведь, поначалу-то, тоже струхнул, так что ты это, не думай… только не спи, слышь, не спи, да что же это делается-то, слышь, мужик, не спи, твою дивизию мать нехай!.. и чего вы все такие дохлые… тяни теперь тебя… мать… ворю… лоча… лезный… зёхонько… вушки…

Глава IX

Глава IX

1

— Ну, и как это понимать? — голос Алёны вибрировал, срываясь на крик, и Бенедикт внутренне напрягся, воображая, что барабанные перепонки неким неимоверным усилием преобразуют ор в безопасное для психического здоровья звучание.

Он и сам не мог понять, почему ящик засбоил и отчего Алёна так взъерепенилась. Наверняка работе прибора помешал непредвиденный фактор, хоть Бенедикт и старался сделать всё, с его стороны зависящее, для того, чтобы этого не произошло. Но, с другой стороны, он ведь не то что повлиять, даже предвидеть, как повернуться события в той долбанной Благодати, не мог.

— Но ведь получилось же, с девчонкой-то… — оправдываясь, выдавил он и сник, видя, что его тон не возымел ожидаемого результата. Бенедикт кашлянул и кивнул на черно-белый монитор: Катя сидела за рукописью изваянием.

— Получилось! — рявкнула Алена саркастично. — А Машенька… Откуда вообще взялся этот поганец с кашей в голове? Почему какой-то мудак преследует девочку по пятам, а я узнаю об этом только после того, как он практически до неё добрался?

— Но узнала же ведь. Да он, похоже, заплутает. Там это запросто.

— Ага, как же. — Алёна не понижала тона, но Бенедикт с облегчением уловил, что это уже был не истеричный рев, а скорее ор начинающей сознавать свою неправоту женщины, криком затыкающей рот собственной неуверенности.

— А упоминаемый тобой поганец – наверняка Машкин хахаль, вот и всё.

— Как-то не подумала об этом. Не удивительно – с тобой легко позабыть, что женщине нужны не только добрые советы и золотые руки. Хотя руки тоже могут…

— Опять ты за своё, — Бенедикт вздохнул.

— Да, за своё! Не я же тебя туда посылала!

— Прекрати. Ты мне причиняешь боль.

— Боль? — брови Алены взметнулись вверх.

— Да, я, к твоему сведению, всё же человек…

— Хоть и импотент, хотел сказать? — продолжила она за него вопросом. — Ладно, человек, чтоб до завтра ящик работал.

— Да он и так…