Благодать (СИ)

Она уж решила флиртануть по телефону – ну, хоть так, - позаигрывать, чтоб хоть как-то компенсировать время, которое он потратит, впустую дожидаючись её напротив «Плазы». А он взял да и положил трубку – реально, ей показалось, что в ухе клацнуло. Педик, что ли, сморщилась она, отдернув руку с телефоном. Обычно мужчины, услышав её, пытаются удержать незнакомку с таким сексуальным голосом и продолжить общение уже вне сети. Ну, она решила съездить. Хотя бы только для того, чтоб поглядеть, что за тип такой. Она и подходить не будет. Посмотрит через дорогу – и всё. Ну, или пройдёт мимо, взглянет так вскользь. Да, в конце концов, даже если рядом с ним станет – все равно он не догадается, что это именно она. Может, любит девушка дышать аптечным воздухом – мало ли нынче ненормальных. Правда, придется торчать на Садовой, под ненавистными насмешливыми взглядами… ну да не впервой. Уж как-нибудь переможется. Или завести-таки с ним разговор? Чай, не сбежит сразу. Может, Алёнушкино объявление попало как раз именно в ту рубрику – в таком случае, познавательно было бы познакомиться с менеджером борделя. Впрочем, с равной долей вероятности Аленушка могла быть и какой ворожеей – с недавнего времени, вроде, реклама их деятельности в открытую запрещалась. Получалось, законодатели невольно уравняли в правах профессионалок как самой древней, так и одной из самых доходных профессий. Ну, коль скоро Аленушка окажется из вторых, пущай раскинет ей на картах или разглядит в кофейной гуще, долго ли Кате существовать в неловком и болезненном душевно положении ничьей зазнобы.

Катя едва дотерпела до момента, когда в студию на цыпочках прокрался Серый. Напугать, должно быть, замышлял, да вышло наоборот: когда Катя выпрыгнула ему навстречу из кресла, коллега шарахнулся назад и приложился спиной о стену – пористые панели зафиксировали отпечаток. Отлипнув, парень скривился:

— Понимаю твою радость и в какой-то степени даже разделяю, однако поражаюсь, насколько глубоко, нет – густо, - тебе наплевать на закон всемирного тяготения. — Он опасливо приблизился к креслу, пощупал спинку, потрогал сиденье: — Катапульта там какая, что ли? Опять Филипповы штучки?

— Глазюки красные… Накурился опять…

— Ма, ну чё ты, — Серый надул губы. — Сказал же: ни-ни.

Катя собрала диски в стопку и вышла. Остальные ведущие давно уж ставили треки с жестких дисков студийных компов, Катя же всё таскалась с коробками. К такой блажи коллеги относились скорее с сочувствием, чем с пониманием. Она прикрыла дверь и шмыгнула – по крайней мере, ей льстила мысль, что движение было именно таким, - в узкий коридор, по ходу толкнув плечом дверь в закуток Светы, сообщающийся с просторным кабинетом шефа. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то прервал её движение к выходу. Она не стала даже расставлять диски по полочкам в одном только ей ведомом порядке, ограничившись тем, что просто свалила их в кучу в потертое кресло в комнате, предназначавшейся как для отдыха, так и для приема гостей, в том числе – бригады грустных техников, пару раз в месяц являвшихся для перенастройки дряхлой аппаратуры.

Вырвавшись в институтские коридоры, Катя понеслась вскачь, и в беге своем поразительно походила на грациозную гиппопотамиху.

Таксист был добродушным на вид очкастым пенсионером, и его словоохотливость могла бы надоесть, если бы не прелюбопытная история про летчика-истребителя, молящего о разрешении на вынужденную, но так и не получившего «добро», и посему решившегося посадить самолет на лед в районе Зеленого острова, и пролетевшего аккурат между центральными опорами Ворошиловского моста, идя на снижение. Что-то там не заладилось у летчика, и он зацепил-таки крылом одну из опор. «И сейчас ещё, - былинно повествовал старикан, - свесившийся с моста путник может наблюдать длинную выбоину на левой опоре, а загорелый матрос-речник – видеть сквозь мутноватую толщу донских вод неясный силуэт самолета, случись этому самому матросу, отвлекшись от вахты, сплюнуть в рябь волн, поднятых неуклюжей баржей». Катя таращилась на сказителя и всё плотнее вдавливалась в скрипящую надсадно дверь «акцента», лихорадочно нашаривая спасительную ручку. Ручка никак не нащупывалась, и линзы очков таксёра сверкали уже коварно-зловеще. Катя открыла рот и, набрав полную грудь воздуха…

— Кажись, прибыли. Сто тридцать, красавица, — сказал старик, пальцем указав в дисплей смартфона в держателе, и Катя ужаснулась: воздух застрял в легких и не желал покидать их. Она стукнула себя кулаком в грудь и подумала, что теперь знает, что чувствует сдуваемый шарик.