Се Лянь вспомнил зонт, звон серебряных цепочек, холодные металлические наручи и подумал: «Не похоже, чтобы ты всерьёз скрывался». Но вслух ответил:
– Какие бы проверки я тебе ни устраивал, ты все проходил с блеском – на это способен только «непревзойдённый». Одежды красные, как клён или кровь. Ты знаешь обо всём на свете и ничего не боишься. Если ты не тот самый Искатель Цветов под Кровавым Дождём, от упоминания которого даже бессмертные небожители меняются в лице, – то кто же?
– Могу я расценивать твои слова как комплимент? – рассмеялся Хуа Чэн.
«А разве это не очевидно?» – подумал Се Лянь.
Затем улыбка Хуа Чэна померкла, и он задал следующий вопрос:
– Раз уж зашёл разговор, разве ты не спросишь, почему я захотел познакомиться с тобой?
– Какой в этом смысл? Спросить я могу, но, если ты не захочешь отвечать, не ответишь или скажешь неправду.
– Ну почему же… Кроме того, ты всегда можешь меня прогнать.
– Тебя-то? Могущественного демона? Не думаю. Если ты и правда задумал недоброе, то сменишь облик и вернёшься.
Они смотрели друг на друга и улыбались, и вдруг какой-то стук нарушил тишину, повисшую в святилище Водяных Каштанов. Они повернулись на звук и увидели маленький чёрный кувшин на полу – тот самый, в который Се Лянь поместил Баньюэ. Придя в обитель, он поставил сосуд возле циновки; в какой-то момент тот опрокинулся и покатился к выходу. Наткнувшись на дверь, которую смастерил Хуа Чэн, кувшин принялся колотиться об неё. Се Лянь побоялся, как бы тот не разбился вдребезги, поспешил выпустить его наружу и сам направился следом.
Кувшин, прокатившись по траве, вдруг встал вертикально, отчего создалось впечатление, что он хочет полюбоваться звёздным небом. Хуа Чэн тоже вышел из святилища, а Се Лянь наклонился к сосуду и сказал:
– Баньюэ, ты очнулась?
К счастью, из пустыни они вернулись сильно за полночь: увидь кто, как Се Лянь среди ночи беседует с горшком, да ещё спрашивает, как у того дела, переполох бы поднялся страшный.
Из кувшина донёсся печальный голос:
– Генерал Хуа…
Се Лянь опустился на землю рядом и спросил:
– Хочешь посмотреть на звёзды? Может, выпустить тебя, чтобы ты взглянула?
Хуа Чэн остановился в стороне и прислонился к дереву.
– Она только что покинула Баньюэ. Не стоит рисковать, – сказал он.
Как-никак девушка пробыла там две сотни лет, ей может быть нелегко приспособиться к внезапной перемене места.
– Тогда лучше посиди здесь ещё какое-то время. В моей обители тебе не о чем волноваться.
Кувшинчик покачался из стороны в сторону, словно размышляя о чём-то, а Се Лянь продолжил:
– Баньюэ, ты должна знать… всё, что произошло там, не имеет к тебе отношения. Твои змеи-скорпионы…
– Генерал Хуа, я тогда не могла пошевелиться, но всё слышала.
Се Лянь осёкся. Значит, когда Пэй Су обездвижил Баньюэ, он оставил её в сознании.
– Хорошо.
Хорошо, что она уже знает.
– Генерал Хуа, что будет с генералом Пэем-младшим?
– Трудно сказать, – задумался Се Лянь и вложил руки в рукава. – Но… за проступками следует наказание.
После недолгого молчания кувшин снова покачнулся из стороны в сторону, и в этот раз принц догадался, что таким образом Баньюэ изображает кивок.
– На самом деле генерал Пэй не такой уж плохой, – сказала она.
– Вот как?
– Да… Он мне помогал.
В памяти Се Ляня всплыло ещё несколько эпизодов.
Баньюэ часто терпела побои. Другие ребята говорили: «Её лицо кулака просит». Се Лянь узнал об этом далеко не сразу – сколько бы малышку ни колотили, она никому не жаловалась. Только когда однажды Се Лянь увидел, как дети макают её лицом в грязь, он понял, откуда у неё все эти синяки. Когда он немного погодя попытался поговорить с девочкой, она лишь упомянула платок, которым он в тот раз вытер её лицо. Пообещала постирать его и вернуть – и больше ни слова. Она не помнила тех, кто её обижал, однако навсегда сохраняла в памяти тех, кто хоть раз выручил.
– Кэ Мо сказал, что мне задурили голову и использовали. Но ворота я открыла по собственной воле, – снова заговорила Баньюэ.
Се Лянь не знал, что на это ответить, хотя искренне ей сочувствовал. Он провёл рукой по кувшину со словами:
– Ну, будет тебе! Всё это в прошлом. И ещё: Хуа Се – это вымышленное имя, да и я давно не генерал. Ни к чему тебе так меня называть.
– А как тогда? – спросила девушка.
Хороший вопрос. Если Баньюэ по примеру Хуа Чэна начнёт называть его вашим высочеством, будет как-то неловко. К тому же на самом деле Се Ляня волновало не это – он просто хотел сменить тему.
– Как тебе удобней. Можешь и генералом Хуа, если привыкла.
Когда у одного фамилия Хуа, у другого – тоже Хуа, путаницы не избежать. А следом в голову Се Ляню пришла ещё одна мысль: имя «Хуа Се» он придумал, взяв часть от прозвища «Бог Войны Увенчанный Цветами». А если и «Хуа Чэн» появился схожим образом? Какое любопытное совпадение.
Его рассуждения прервал голос Баньюэ:
– Прости, генерал Хуа.
– Баньюэ, ну почему ты всё время передо мной извиняешься? – расстроился Се Лянь. – Неужели один мой вид вызывает у людей сожаления?
– Я хочу спасти простой народ, – внезапно сказала Баньюэ.
Се Лянь опешил.