Блаженны алчущие

Филип приказал себе сосредоточиться на цели. Предстояла опасная дуэль, в которой, вместо оружия, придется использовать любовь отца к нему.

Он подобрался, готовясь к началу маневров. — Должно быть, меж ними пробежала искра в ту ночь, когда Кевин спас нам с Офелией жизнь. Он был… хорош тогда. И опасен для нежного девичьего сердца. Но я-то думал о сестре, как о ребенке!

— Что-что?! Отец, впервые услышавший эту историю, был, разумеется, потрясен и желал все знать.

Филип рассказал ему и о бандитах, и о чудовище, красочно расписав заслуги Грасса — благо, преувеличивать почти не понадобилось.

История ночи, когда против них восстали сами силы ада, погрузила лорда Томаса в глубокие раздумья — еще бы! Усевшись за стол, он замолчал надолго.

— Не могу поверить, что вы скрывали это от меня, — проговорил наконец. — Вот тут я и впрямь на тебя сердит. Ты должен рассказывать мне все.

А ты мне рассказываешь все? невольно подумал Филип. А вслух произнес: — Кевин спас нас… У семьи Картмор долг перед ним.

— Многие сказали бы, что честь важнее жизни, а он нанес урон чести нашей семьи. Сейчас законы чести требуют, чтобы один из нас вызвал его на поединок. — Суровый голос смягчился. — Я знаю, сын, это тяжело.

— Поединок… уже состоялся, — Об этом рассказывать хотелось еще меньше, но ничего не попишешь, придется. — Мы с Грассом дрались, когда я нашел их… вместе. Кевин одержал верх. Я нанес ему рану в лицо, но потом… Ему ничего не стоило убить меня, но он этого не сделал.

Слабак.

— Посмел бы он только! — В словах отца зазвучал металл. — Тогда твой Грасс точно подписал бы себе смертный приговор.

— Думаю, он догадывался, что на приговоре и так уже высохли чернила. Но пощадил меня — ради любви, что питает к моей сестре.

Боги, какая высокопарная чушь.

Отец нахмурился, что-то обдумывая. — Он может дать сатисфакцию твоему дяде. Тайная дуэль, чтобы не пошли сплетни о том, что стало ей причиной.

Филип усмехнулся, хотя было не до веселья. — Давайте хотя бы не лицемерить, отец. Дуэль с моим дядей!.. С таким же успехом вы можете подослать к Кевину отряд головорезов — это будет честнее.

— Именно так я и собирался сделать, — спокойно согласился тот. — Но раз он был твоим другом, мы могли бы оказать ему эту последнюю честь.

— В некотором смысле он уже наказан, — вкрадчиво заметил Филип. — И вряд ли можно придумать наказание худшее.

Известие о проступке Кевина — и возмездии, что последовало за ним, привело лорда Томаса в ярость. На виске взбухла жила, кулак опустился на стол — не с размаху, но с силой.

— Поднять руку на отца! Святотатство! Во времена правления твоего деда, он лишился бы за это головы. Да и сейчас в Андарге…

Бесить отца еще больше он не планировал. — Старший Грасс — жестокий, злой человек, полная противоположность вам. Кевин был просто не в себе, потеряв Офелию.

— Сыну не дано судить отца, — отрезал лорд Томас. — Такому не может быть оправдания. И если раньше еще можно было подумать о том, чтобы выдать за него Офелию…

А вот это в планах не значилось точно!..

— …Особенно коли окажется, что она ждет ребенка, то теперь этот юноша окончательно погубил себя, — Отец ненадолго задумался, постукивая костяшками пальцев по деревянной мозаике столешницы. — Я считаю наказание слишком мягким. В назидание остальным ему стоило хотя бы отрубить руку.

Филип пожал плечами. С его точки зрения, судья, с которым он пообщался лично, вынес идеальный приговор. Что до рук, то их отрубить никогда не поздно.

— Поверь, я не лишен сострадания, — произнес отец, помолчав. Сейчас морщины глубоко проступали на омрачившемся челе, старя его лет на десять. — И я когда-то был молод, и даже… — Он устало потер надбровные дуги. — Не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но раз уж начал, то расскажу.

Отец указал рукой на табурет, и Филип присел, пользуясь его дозволением.

Его любопытство разгорелось до предела. Что мог натворить лорд Томас Картмор, всегда столь рассудительный и правильный, как часы на городской ратуше?

— Только помни, ошибки родителей — не оправдание для дурного поведения детей. Из них надо извлекать урок. Ты должен превзойти меня, ведь тебе уготована более высокая участь.

Филип не мог себе такой представить, а уж превзойти отца… Еще попросили бы его взлететь без крыльев!