Блаженны алчущие

— Я тоже был когда-то влюблен в ту, о ком не должен был думать, — Сейчас отрешенный взгляд наверняка читал в пляске огня картины прошлого. — Когда я был еще моложе тебя, ранение привело меня в дом одного дворянина, чье имя я не буду называть. Я долго там пробыл — сперва меня нельзя было перевозить, а потом я и сам не хотел уезжать. У хозяина дома была дочь, милая, добрая, скромная девушка с волосами, как лен. — Улыбка тронула губы лорда Картмора. — Ты можешь догадаться, как развивались события. Я влюбился, и, слово за слово, вырвал признание у нее. Вот только, — Он снова стал серьезным. — Мой отец, твой дед, и слышать не желал о таком браке. Он уже выбрал мне жену, леди из рода Силла. Такой союз должен был укрепить связь семьи Картмор с тем, что осталось от королевского дома Сюляпарре, придать нашей власти большую легитимность в глазах Древних семейств…Выбор отца был, разумеется, мудр, но молодость слепа и самолюбива. Я настаивал, что мы и так породнились с Силла, когда он сам женился на моей матери, родственнице княжеской семьи по другой линии. Впрочем, спорить с твоим дедом было как спорить со скалой. Этим я хочу сказать, — поспешно добавил отец, — что твой дед был человек с железным характером, умевший придерживаться принятых решений. Я глубоко его чтил, и все же, когда ты молод и глуп, отказаться от девушки, которой предложил руку, кажется невозможным.

Что ж, отлично. Отцу будет сложнее осудить кого-то на смерть за то, что готов был сделать сам. Сопереживание — великая сила.

Лорд Томас прокашлялся. — И я решился на неповиновение. Да, сейчас мне стыдно вспоминать об этом, но я уговорил мою возлюбленную бежать… Она была добропорядочной девушкой, но Темнейший, внушивший мне эту черную мысль, помог мне и ее сбить с пути истинного.

Филип слушал, затаив дыхание, пытаясь сдержать улыбку, раздвигавшую губы. Отец в роли молодого безрассудного влюбленного — это было так мило! Сегодня он и впрямь открылся ему с другой стороны.

— Наступила ночь побега. Были готовы кони, чтобы переправиться в Андаргу. Я знал, что отец не простит неповиновения, что не стоит даже показываться ему на глаза после того, как я нарушу его волю. А еще я знал, что вместо меня его наследником станет мой брат. Я пытался представить Сюляпарре, которым правит Оскар…

Да уж, перспектива, о которой нельзя думать без содрогания.

— Твой дядя, — отец осторожно подбирал слова, — как ты знаешь, великолепный солдат и славный муж. Он превосходит меня во многих вещах, а на поле боя ему нет равных. Но как правитель… Если дать ему управлять страной, оно подожжет ее, чтобы не заскучать. Пока я ехал в темноте к дому моей любимой, я думал о Сюляпарре, об ответственности, которая стала моей с рождения… И понимал: что бы я ни решил, я отвечаю за все, что произойдет с нашей страной дальше, даже если буду за много миль от нее. Моя возлюбленная так и не дождалась меня. Наверняка решила, что я — последний трус.

— Вы знаете, что с ней сталось?

— Конечно, — отец улыбнулся. — То, что и должно было — она вышла замуж с благословения родителей, за достойного дворянина, и родила ему семерых детей. А я… я поехал в столицу, дабы увидеться с твоей матерью, как велел мне мой отец. И час, проведенный с ней, выжег из головы все мысли о другой… Но это другая история.

С печальным концом.

— Я рад, что вы мне рассказали. Мне интересно все о вашей жизни.

Лорд Томас с сомнением поджал губы. — Не знаю. Отец должен служить примером своим сыновьям, а это — так себе пример.

Как он не понимает, что эта история только заставила Филипа уважать его еще больше?

— Как видишь, я могу понять, что руководило твоим другом. Мне жаль его, хотя, войди он сейчас в эту комнату, я убил бы его собственными руками. И если я говорю "он должен умереть", то безо всякой радости.

Сердце забилось, как зверек в капкане. Пришло время для козырной карты. Коли это не сработает… — Убейте его — и на моей совести будет еще и смерть друга. Да, это так. — Филип поднял руку, отметая возражения, готовые сорваться с языка собеседника. — Я свел их вместе, я позволил им полюбить друг друга. И я до самой смерти буду корить себя в этом. Все, что произошло и произойдет после этого — моя вина, как вы и сказали.

Какая же это гнусность, разыгрывать спектакль перед отцом ради того, чтобы оттянуть кончину негодяя! Но смерть Грасса принадлежала ему одному, и он отдаст приказ о ней, когда будет готов. Тот не сбежит от него в небытие, оставив с этой черной дырой в груди, которую заполнит только месть.

Бедный отец выглядел растроганным. Но быстро овладел собой. — Пойми, оставлять его в живых… просто опасно. — Он поднялся из-за стола и прошелся взад-вперед, заложив руки за спину. — Твой друг может начать болтать.