Блаженны алчущие

— Можно лишь восхищаться вашей беспристрастностью, дорогая Анейра, — На лице тетушки Вивианы читалось что угодно, только не восхищение. Иголку в натянутую ткань она вонзала, словно кинжал в печень врага. — Вы говорите так, будто Офелия не ваша дочь, а какая-то бродяжка.

Анейра помолчала, прекрасные губы плотно сжаты. — В поступке моей дочери проявилась порочность ее натуры, которую я не могу отрицать, — произнесла она наконец.

Несчастье с Офелией сильно ударило по бедной мачехе. Позор дочери стал для нее настоящей трагедией, и винила в ней Анейра себя. Филип до сих пор не мог забыть, как взглянула та на дочь, когда он привез Офелию домой. Отшатнулась от нее с ужасом и отвращением, как от прокаженной, и заперлась у себя в покоях, предоставив леди Вивиане разбираться с горько рыдающей девчонкой.

— Интересно, от кого же она могла ее унаследовать? — сухо поинтересовалась тетя. Стежок, еще стежок… — Разумеется, не от моего достойного брата, и, уж конечно, не от такой безупречной женщины, как вы.

Филип не выдержал. — Перестаньте. Натура Офелии самая обыкновенная, такая же, как у большинства женщин.

— Что ж, тебе виднее, дорогой мой, — Тетушка хищно перекусила нитку. — Ты у нас знаток.

— Довольно, — Отец говорил негромко, и все же Филип знал, что перемывать косточки сестре этим вечером больше не будут. — Что касается замужества Офелии, то у меня есть другие варианты. С ними вопрос быстро не прояснится, но я извещу вас всех, как только приму решение.

Он наконец повернулся к семейству. Филип, сразу опустивший голову, почувствовал, как отец прошел мимо, задев руку плащом. Повеяло знакомым запахом дерева и дубленой кожи.

А потом на плечо легла тяжелая ладонь.

— Идем. Ты хотел поговорить — так поговорим. Дамы простят нам, если мы их покинем.

Анейра ответила коротким поклоном, тетушка пренебрежительно помахала рукой, в которой держала иглу. — Идите, идите. Дамы найдут, чем заняться.

Филип с трудом распрямил заледеневшие члены. Его ждал разговор, предвкушение которого заставляло не спать ночами — и отнюдь не от радости. Что ж, за ошибки надо платить.

…В кабинете отца было зябко. Его слуга поспешно развел огонь в камине, зажег свечи в витых подсвечниках из позолоченной бронзы и оставил Филипа вдвоем с отцом, повинуясь жесту хозяина.

Отец положил руку на высокую спинку кресла, придвинутого к столу, но садиться не торопился. Тишину нарушал лишь треск поленьев — ждать лорд Томас умел.

Филип с трудом сглотнул, скользя взглядом по столу, на котором царил идеальный порядок, как и во всей, почти по-походному просто обставленной комнате. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на отца.

Как и при первой встрече, сразу по возвращении того в столицу, хотелось упасть перед ним на колени и молить о прощении. Но, как и тогда, что-то опять удержало его. Я уже не ребенок, чтобы так легко избавляться от груза вины.

Вместо этого Филип отвернулся к камину, избегая взора, пронизывавшего насквозь.

— Ты просил ничего не предпринимать, не поговорив с тобой, — раздался голос отца. — Что ж, я жду.

— Что вы собираетесь делать по поводу Кевина Грасса? — Это имя жгло язык.

— Ты знаешь, что должно быть сделано.

Да. Он знал.

— Мне так жаль. Я бы отдал все, чтобы исправить то, что случилось, — Оправдания жалкие, как иссохшийся уд столетнего старика. Да и разве помогут здесь слова? — Это я привел его в этот дом, познакомил с Офелией, я…

Скрипнул паркет — отец подошел ближе. В отсветах огня грани сурового лица казались резкими и твердыми, как каменные сколы. — Ты… — Широкая пятерня поднялась в воздух — и неловко погладила Филипа по голове. — Ты не должен винить себя, сын мой. Ты не мог догадываться ни о вероломстве друга, ни о… легкомыслии сестры.

Жесткий, непреклонный… Таким отец мог быть со всеми, кроме него. Вот только сейчас от его доброты становилось только тяжелее.

Филип помотал головой, смахнул упавшие на глаза волосы. — Должен был догадываться.

— Ты еще очень молод, Филип. В твои годы естественно относиться к людям с доверием. Мне жаль, что тебе пришлось так рано испытать, что такое предательство друга.

Оправдание не для такого, как он. — Я не настолько наивен и не так уж верю людям. Я верил… — Горло предательски перехватило. — Верил ему. — Он постарался объяснить. — Кевина терции и кварты всегда интересовали больше, чем женщины, а Офелия… Такие юные создания влюбляются в кого-то… кого-то вроде Бэзила, или моего друга Фрэнка. А не в мрачных здоровяков со взглядом голодного волка.

— Любовь, сын, меняет людей, заставляет совершать самые безумные поступки.

Любовь… Если бы речь шла о ней, эта история не была бы такой гнусной. Кто бы мог подумать, что он будет жалеть о том, что Кевин Грасс не влюбился в его сестру!

Но если отец узнает всю правду, Грассу не жить.

— Хотя она, разумеется, не может служить оправданием, чтобы забыть о долге, — Лорд Томас не мог обойтись без морали, которой пичкал потомство с результатом, что должен был бы расхолодить любого.