Блаженны алчущие

— Что вам надо? — спросил он, хотя и так прекрасно знал — ничего хорошего.

Оскар приближался ленивой походкой, без сомнения, упиваясь его страхом.

— Плохим был бы я дядюшкой, если бы не закончил урок, который прервала та наглая сучка, — Он был одет в темную кожу и серую шерсть — угрюмые цвета для угрюмого человека — и только плащ имел цвет запекшейся крови. — Даже баба храбрее тебя. Позор!

Отступать особо некуда — да от Оскара и не убежишь. При виде этой ухмылки тело будто наливалось свинцом.

— Не напомнишь, на чем мы остановились?

Оскар подошел уже совсем близко — и от него, как обычно, несло конюшней. Взгляд дяди, холодный, как прошлогодний труп, скользил по нему, изучая, выбирая, куда бить.

Бэзил болезненно ощущал незащищенность живота, тонких пальцев, что так легко могли превратиться в инструмент, на котором сыграют симфонию боли. Он весь стал сейчас, как натянутая струна — каждый мускул дрожал от напряжения, которого стоило стоять перед дядей прямо, не опуская головы.

— Оставьте меня в покое, — Что за жалкий писк срывался с его губ!

— На самом деле, я пришел кое-что тебе предложить.

Бэзил перевел дух, хотя экзекуция лишь ненадолго откладывалась.

— Пол Валенна отправляется возглавить военную кампанию на Юго-Западе. Я присоединюсь к нему, если ты поедешь со мной.

Он что, окончательно чокнулся?

— Я не пошлю тебя в бой, не бойся, ты ведь ни на что не годен. Когда-то хотел, но тогда я еще думал, что ты можешь стать мужчиной. Теперь остались лишь полусгнившие останки надежды сделать из тебя его подобие. Тебе не придется драться, но ты будешь спать в палатке, есть походную пищу, проводить дни верхом, на свежем ветру, который сдует с тебя эту цветочную дрянь и спутает твои чертовы локоны — да что там, ты сам захочешь их обрезать, когда в них заползают вши. Быть может, однажды ты даже почувствуешь зов битвы… единственную музыку, которую стоит слушать.

Смешно было слушать Оскара Картмора, ударившегося в поэзию. Он и впрямь влюблен в войну, раз распевает ей дифирамбы, словно какой-то красотке. За дурака он его принимает, что ли? Слава Богам, Бэзил никогда не видел театр военных действий своими глазами, зато слушать рассказы тех, кто выступал на его сцене, иногда приходилось.

— Да уж, махать мечом по колено в грязи было бы достойным применением талантам образованного человека с тонким вкусом. Сожительствовать со вшами предоставляю вам, дядя. И не будем забывать про клопов, они вам сродни — существуют лишь для того, чтобы пускать кровь и мешать людям жить. — Ему так понравилось это сравнение, что он даже улыбнулся, на миг забыв о страхе.

— Вспомнил! — Ухмыльнувшись в ответ, Оскар хлестнул его по лицу.

Щеку закололо, глаза заслезились… Главное, чтобы лицо не опухло к приходу Ренэ, подумал Бэзил, привычно отшатываясь и втягивая голову в плечи.

— Я хотел дать тебе последний шанс, племянник, доказать, что ты один из нас и достоин носить имя Картморов, что ты — мужчина. Но вижу — зря. Не то, чтобы я сомневался, зато теперь моя совесть чиста.

Ровный тон дяди пугал сам по себе, а тут, вдобавок, в его руке появился кинжал. Треугольное темное лезвие, сужающееся к концу до единой сверкающей точки…

Боги, зачем ему оружие? Чтобы причинять боль, дяде всегда хватало его железных пальцев.

Бэзил пятился, пока было куда. Наконец, спина уперлась в стену, остававшуюся безжалостно твердой, как он ни пытался сквозь нее провалиться. — Я не хочу быть мужчиной, если это значит быть в чем-то похожим на вас! И принадлежать к вашей мерзкой семейке тоже не хочу. С меня хватит имени моей матери. Просто отстаньте от меня!

— Э, нет, Бэзил, так не выйдет. Ты — заноза, нарыв на заднице. Догадываешься, что делают с нарывами?

Лезвие приближалось, лишая способности двигаться, думать, заворожив его, как завораживают кролика немигающие глаза удава. Он, конечно, выпил жизнь многих, этот кинжал, и держала его при этом та же самая рука. Словно во сне, Бэзил наблюдал, как острие скользнуло под подбородок, почувствовал ледяной ожог металла под горлом.

— Знаешь, чем хорошо сражение? Оно убивает скуку. О, между стычками иногда скучаешь адски, врать не буду. Но когда доходит до рукопашной… Сладость жизни осознаешь по-настоящему лишь тогда, когда она оказывается на кончике меча. Цвета ярче, звуки четче, каждому глотку воздуха — нет цены. Даже тот, кто готов был слить свою жизнь в помойную яму, будет драться, как зверь, когда ее попробуют отнять насильно. Ну что, чувствуешь? Сердце бьется быстрее, да? Каждый миг на счету. Или тебе еще скучно?! — прорычал Оскар, нажав чуть сильнее.

Бэзила ахнул от удивления и ужаса. — Перестань!

Что-то влажное ползло по шее вниз. Он не посмеет, шептал рассудок. Просто пугает, как всегда. Он сумасшедший и способен на все! кричал страх.

— Раз уж мы не едем с Полом, хочу, чтобы ты прочувствовал ее сейчас, близость смерти и сладость жизни.

Острие скользнуло по подбородку, выше. Бэзил зажмурился.