Эту часть истории Сюляпарре Филип помнил отлично — как-то само врезалось в память. Три могущественных лорда обратились с письмом к Императору, почтительно моля отменить последний эдикт и налог на сделки, — и сложили головы на плахе.
— Война стала неизбежна. Возмущены и доведены до отчаяния были все — от людей ничтожных до самых почтенных. Богатейшие купцов теряли прибыли, потомки древних семейств лишались вековых привилегий и доходных мест… У меня было два пути — возглавить всеобщее восстание или бежать в Андаргу. Я выбрал страну, в которой родился и вырос, — Отец поднял голову, глядя не на собеседников, а в пространство перед собой — будто бы встречая чей-то испытующий взгляд. — Император воспринял это как личное предательство. Он доверял мне, был ко мне привязан, а я занял сторону его врагов. Этого он не простит даже на смертном одре.
И в этом Филип Иммера II прекрасно понимал…
— Да, его клятву я помню, — Мирме поежилась. — Не знать омовения, пока… Судя по, хм, аромату, который я ощутила, когда удостоилась аудиенции у Его Императорского Величества, обет свой он блюдет.
— Омовениями он и раньше не слишком увлекался, — отмахнулся Лорд-Защитник.
— Но это было давно, и мы надеялись…
— Мы надежды давно оставили, — Он прошелся по комнате. — Я напомнил о событиях минувших лет, чтобы вы поняли — выбора у нас нет. Отступать некуда, впереди — гибель, позади — гибель позорная. А значит, будем сражаться, — Он остановился перед креслом леди-посланницы и улыбнулся ей. Во взглядах, которыми обменялись они с Мирме, читались уважение и искренняя симпатия. — С благодарностью нашим друзья и союзникам за любую поддержку, какую они сочтут возможным оказать.
Сивил Берот встрепенулся в своем кресле. — Да, нам остается только…
— Умереть красиво, — закончил за него дядя Оскар, ощерив зубы в ухмылке.
Филип привстал с табурета. — Еще вина, леди Мирме?..
Слова дяди все еще звучали у него в ушах, пока Филип шел рядом с Мирме по галерее. Он вызывался ее проводить, и отец, который не вчера родился, не настаивал на том, чтобы присоединиться к ним.
Мирме скоро уезжала, и ей захотелось бросить прощальный взгляд на коллекцию, которую двести с лишним лет собирали предки Филипа, а до них — принцы Сюляпарре.
Вдвоем, они проходили мимо картин и прекрасных статуй, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться, их пальцы переплетены. Телохранители Мирме следовали на почтительном расстоянии, молчаливые и темные, словно тени.
— Мне жаль, что я привезла столь тяжелые для вас новости, — негромко произнесла Мирме.
Перед ними, в обрамлении роскошной золоченой рамы, гибла в огне пожаров Эдея, легендарная столица гелийцев. Это полотно наводило Филипа на мрачные мысли.
Он не удержался от вздоха. — Не такие уж и новости.
Мирме не могла не знать, что при дворах Ву'умзена и Андарги у них имеются шпионы. В конце концов, они тоже знали о парочке ву'умзенских.
— В таком случае, мне жаль, что пришлось произносить их, глядя вам в глаза, — Леди-посланница остановилась у высокого, в пол, окна, не заботясь о том, что яркий свет выявляет следы, оставленные годами на ее лице. Она могла себе это позволить — Филип подумал, что она будет красива и на седьмом десятке.
— А я жалею лишь о том, что вы так скоро уезжаете отсюда, — Он поднес ее руку к губам.
— Я тоже. Хотя не хотелось бы мне дождаться настоящих холодов! Этот визит я запомню надолго. В прошлый раз ты был еще совсем ребенком, — Мирме легонько погладила его по щеке, запустила пальцы в локоны. — Хотя уже прехорошеньким.
Ее жест напомнил вдруг об Эллис, и Филип ощутил укол вины. Он совсем забросил ее в этой суматохе — надо хотя бы записку отправить.
Он склонился к волосам, пахнущим шафраном и сандаловым деревом, шепнул Мирме на ухо: — Я буду скучать без вас.
— Черта с два! — хохотнула Мирме, тряхнув золотистыми кудрями. — Не спорь — молодость стремительна и непостоянна. И это прекрасно. Но кое-что на память о себе я хочу оставить.
Она отстегнула брошь, скреплявшую шаль на плече? — ту самую — и пристегнула к его плащу. Рубин пылал жарко и гневно, преломляя в гранях бледный свет дня.
Филип поотнекивался, но только для вида, Ву’умзен славился своими самоцветами, и Мирме от подарка явно не обеднеет. А он так любил рубины…
— Когда я смогу вас отблагодарить? — спросил он, поднося ее ладонь к губам и, словно невзначай, касаясь языком нежной кожи между пальцами.
— Можно этой ночью — если у тебя нет других планов, конечно. Мой кортеж отбывает послезавтра, и следующей ночью надо будет хорошенько выспаться. А пока — надо как-то греть старые косточки.
Он только фыркнул в ответ на такое проявление женского кокетства. — Надеюсь, в следующую встречу я тоже подарю вам нечто, достойное вас.
— Лучше приезжай погостить, — улыбнулась Мирме. — Привози в качестве подарка себя. — Я бы с удовольствием, — ответил он со смехом. — Давно мечтаю увидеть женщину, у которой двенадцать мужей и жен!