— Вижу, вижу, где твои мысли, — засмеялся Филип, и Фрэнк поспешно отдернул руку, сообразив с запозданием — он гладит русалку по крутому бедру.
Полуденные лучи проникали в окно, и по шелковой ширме, рядом с разноцветными рыбами, скользили солнечные зайчики.
— Здесь подают неплохое красное кресалийское, — заметил Картмор. — И, — прибавил он театральным шопотом, — раздери меня черти, коли служанки здесь — не самые красивые в столице.
Молодая блондинка, которая принесла им приборы, в самом деле была очень мила. Она расставляла их на столе, и Фрэнк имел возможность полюбоваться чуть вздернутым носиком, светлыми кудрями, выбивавшимися из-под чепчика, и округлой щечкой, вспыхнувшей легким румянцем.
Фрэнк со смехом покачал головой. Филип не был бы Филипом, оставь он красотку без внимания. — Ты не меняешься!
Закончив, девушка бросила на Филипа кокетливый взгляд из-под пушистых ресниц. — Я мигом вернусь, господа, — Чуть присела и упорхнула.
— Болван! — воскликнул Филип, пиная Фрэнка под столом. — Надо было ответить "Ты чертовски прав, друг мой" или хотя бы "Я вижу, о чем ты говоришь"!
— Да я согласен, согласен, — Фрэнк потер ногу. — Здесь очень красивые служанки.
Филип закатил глаза. — О Боги, дайте мне терпения. Все, девушка тебя уже не услышит! И что значит — "ты не меняешься"? Можно подумать, я для себя стараюсь. Тебе пытаюсь устроить небольшое приключение. Или лучше свозить тебя на Райский остров? Но боюсь, после двух лет в Скардаг на Райском острове человека может хватить удар.
Фрэнк слышал рассказы про это маленькое королевство продажной любви, имевшее и другие, менее пристойные прозвища. Даже видел с берега высокие стены, что ограждали остров от незваных гостей, причал, к которому подплывали нарядные лодки тех, кто мог позволить себе плату за вход во Дворец Наслаждений или один из менее прославленных домов. Его друг, конечно, был там завсегдатаем.
Когда Фрэнк только приехал в столицу, островок будоражил его воображение. И теперь ему сразу представился полумрак, шелест шелков, блеск глаз… А в темноте можно вообразить, что ты с тою женщиной, которую сотни раз видел во снах.
Непрошеная мысль заставила виновато опустить взгляд. Филип был вполне способен догадаться, о чем он думает. Как наверняка догадывался, почему Фрэнк не захотел прийти на обед во дворец. Ему нужно было еще немного времени, прежде чем встретиться с Денизой в роли счастливой супруги.
Служаночка вернулась в компании местного слуги, и на столе появились закуски, хлеб и вино. Пришел и сам хозяин, сияя услужливой улыбкой. Он готов был самолично прислуживать гостям, но Филип отослал всех.
— Наша беседа не для чужих ушей, — он улыбнулся девушке, — даже таких очаровательных.
Уж не собирается ли Филип поведать ему еще одну новость, от которой волосы встанут дыбом? По дороге сюда, друг уже объяснил Фрэнку, почему отец строго-настрого запретил ему появляться на улице без телохранителей. Бедная Дениза, какой ужас она испытала!
Когда посторонние ушли, слуга Филипа — молчаливый малый с осанкой принца в изгнании — наполнил бокалы господ и отступил в тень.
— Итак, — провозгласил Филип, — выпьем за твое возвращение в мир живых. — На свету, напиток в его бокале искрился и густо алел, словно там плескались расплавленные пиропы. — За тебя.
Фрэнк попробовал вино, оказавшееся крепленым. Терпкий, сочный, немного обжигающий вкус.
— Ну что же ты, — шутливо пожурил друг. — До дна, до дна.
Когда он поставил пустой бокал на стол, Филип с удовлетворенным вздохом откинулся назад. — Недурное, да?.. Эх, Фрэнк, не представляешь, как мне тебя не хватало! — Он сделал знак слуге, и тот снова наполнил бокалы до верха. — Единственного, кто говорил мне в лицо то, что думает. Единственного друга.
Фрэнк смущенно улыбнулся. — Сложно представить тебя одиноким.
— О, об одиночестве я могу лишь мечтать. Дураков и лизоблюдов в моей жизни даже прибавилось. Всегда найдутся те, кто готов пересказать последнюю сплетню или смеяться над моими шутками в надежде на покровительство. Но, согласись, друг — это нечто куда большее.
Фрэнк кивнул. — Разумеется.
Филип тоже был единственным другом. Приятели детства и отрочества остались в провинции, где они с матерью жили раньше. А те знакомые, которыми он обзавелся в Академии, естественно, позабыли о нем за то время, что он гнил в каменном мешке. Даже Филип смог навестить его всего несколько раз, по специальному разрешению.
В убийственной скуке Скардаг эти визиты были как глоток свежего воздуха, напоминание о том, что за пределами душивших его толстых стен живет своей жизнью большой удивительный мир. Филип привозил все последние анекдоты высшего света, а Фрэнк рассказывал ему тюремные шуточки, которые, по словам друга, пользовались потом большой популярностью на великосветских приемах. Приводилось им и говорить по душам, и эти беседы сблизили их еще больше. Но были темы, которых Филип старательно избегал. О Денизе рассказывал немного, — понятно, чтобы не причинять ему лишнюю боль. А иные имена не упоминал вовсе.