Бледное пламя

880        Тут понял я, что спит и эта половинка,

И обе прыснули, я сел в своей постели,

Скорлупку утра день проклюнул еле-еле,

И на сырой траве, блистая ей под стать,

Стоял ботинок! Тайную печать

Оттиснул Шейд, таинственный дикарь,

Мираж, морока, эльфов летний царь.

Коль мой биограф будет слишком сух

Или несведущ, чтобы ляпнуть вслух:

“Шейд брился в ванне”, – заявляю впрок:

890        “На петлях и винтах шла ванны поперек

Стальная полоса, чтоб прямо пред собой

Он мог поставить зеркало, – ногой

Горячий кран крутя (он пользовался правой),

Сидел он, как король, весь, как Марат, кровавый.”

Чем больше вешу я, тем ненадежней кожа.

Такие есть места! – хоть рот, положим:

Пространство от улыбки до гримасы

Истерзано порезами. Участок

Возьмем иной – удавку для богатых,

900        Подбрюдок, – весь в лохмотьях и заплатах.

Адамов плод колюч. Я расскажу теперь

О горестях, которых вам досель

Никто не сказывал. Пять-шесть-семь-восемь. Чую,

И десяти скребков не хватит, и вслепую

Проткнув перстами сливки и клубнику,

Опять наткнусь на куст щетины дикой.

Меня смущает однорукий хват,

Что по щеке съезжает без преград

В один рекламный мах от уха до ключицы

910        И гладит кожу любящей десницей.

А я из класса пуганых двуруких,

И как эфеб, лелеющий подругу

В балетном па, так левая рука

За правой тянется, надежна и легка.

Теперь скажу... Гораздо лучше мыла

То ощущенье ледяного пыла,

Которым жив поэт, – как точных слов стеченье,

Внезапный образ, холод вдохновенья

Скользнут по коже трепетом тройным, –

920        Так дыбом волоски. Ты помнишь тот мультфильм,

Где ус держал, не дав ему упасть,

“Наш Крем”, а косарь резал всласть?

Теперь скажу о зле, как отродясь

Никто не говорил. Мне ненавистны: джаз

Весь в белом идиот, что черного казнит

Быка в багровых брызгах, абстракционист

Бракованный, ряжоный примитив,

Бассейны, в магазинах музыка в разлив,

Фрейд, Маркс, их бред и мрак, идейный пень с кастетом,

930        Убогие умы и дутые поэты.

Пока, скрипя, страной моей щеки

Тащится лезвие, ревут грузовики

И огибают челюсть, и машины

Ползут по склону вверх, и лайнер чинно

Заходит в порт, и в солнечных очках

Турист бредет Бейрутом – там, в полях

Старинной Земблы, между ртом и носом

Идут стерней рабы и сено косят.

“Жизнь человека – комментарий к темной

940        Поэме без конца.” Использовать. Запомни.

Брожу по комнатам. Тут рифму отыщу,

Там натяну штаны. С собой тащу

Рожок для обуви. Он станет ложкой. Съем

Яйцо. Ты отвезешь затем

Меня в библиотеку. А в седьмом

Часу обедаем. И вечно за плечом

Маячит Муза, оборотень странный, –

В машине, в кресле, в нише ресторанной.

И всякий миг, и всякий миг ты снова

950        Со мной, любовь моя, под слогом, выше слова,

Живящий ритм творя. Как в прежние века

Шум женских платьев плыл издалека,

Так мысль твою привык я узнавать

Заранее. Ты – юность. И опять

В твоих устах прозрачны и легки

Тебе мной посвященные стихи.

“Залив в тумане” – первый сборник мой

(Свободный стих), за ним – “Ночной прибой”

И “Кубок Гебы”, влажный карнавал

960        На нем закончился, – потом я издавал

Одни “Стихи”. (Но эта штука манит

В названье лунный свет. Ну, Вилли! “Бледный пламень”.)

Проходит день под мягкий говорок

Гармонии. Мозг высох. Летунок

Коричневый, глагол, что я приметил,

Но применить не смог, подсохли на цементе.

И может тем и люб мне Эхо робкий сын,

Consonne d'appui, что чувствую за ним

Продуманную в тонкостях, роскошно

970        Рифмованную жизнь.

                                                     Я чувствую, мне можно

Постигнуть бытие или хотя бы часть

Мельчайшую, мою, лишь только через связь

С моим искусством, в сладости сближений,

И коль под стать строка моей Вселенной,

То верю, есть размер, которым обуян

И мир светил, – подозреваю: ямб.

Я верую разумно: смерти нам

Бояться нечего, я верю, – где-то там

Она нас ждет, как верую, что снова

980               Я встану завтра в шесть, двадцать второго

Июля месяца, в год пятьдесят девятый,

И верю, день получится приятный.

Будильник сам поставлю и зевну,

И Шейдовы “Стихи” на полку их верну.

Но спать ложиться рано. Светит солнце

У Саттона в последних два оконца.

Ему теперь – за восемьдесят? Старше

Меня он вдвое был в год свадьбы нашей.

А где же ты? В саду? Я вижу тень твою

990             С гикори рядом. Где-то звонко бьют

Подковы. Трень да брень. (Как бы хмельной повеса

В фонарный столб стучит.) И темная ванесса

С каймой багровой в низком солнце тает,

Садится на песок, с чернильно-синим краем

И белым крепом крылья приоткрыв,

И сквозь прилив теней и световой отлив,

Ее не удостаивая взглядом,

Бредет садовник (тут он где-то рядом

Работает) и тачку волочет.

Комментарий

 

Строки 1-4         Я тень, я свиристель, убитый влет и т.д.