Бледное пламя

Вовнутрь и там, родник моей души, –

Сверкал бесценный друг! И в сладостной тиши

Я узнавал покой. И наконец, возник,

Казалось мне, его прямой двойник.

То был журнал: статья о миссис Z.,

Чье сердце потеснил на этот свет

Хирург проворный крепкою рукой.

750        В беседе с автором “Страны за Пеленой”

Порхали ангелы, похрапывал орган

(Был список гимнов из Псалтыри дан),

И голос матери, чуть слышный, и узор

Церковных витражей, и под конец – простор

И сад, как бы в тумане, – “а за ним

(Тут я цитирую) неясно различим,

Возвысился, белея и клубя,

Фонтан. И я пришла в себя.”

Вот безымянный остров. Шкипер Шмидт

760        На нем находит неизвестный вид

Животного. Чуть позже шкипер Смит

Привозит шкуру. Всякий заключит:

Сей остров – не фантом. Фонтан наш точно так

Был верной метой на пути во мрак, –

Мощнее кости и прочнее зуба,

Почти вульгарный в истинности грубой.

Статью писал Джим Коутс. Я Джиму позвонил,

Взял адрес и проехал триста миль

На запад. И приехал. И узрел

770        Веснушки на руках и подсиненный мел

На голове, услышал страстный всхлип

Притворной радости. И понял я, что влип.

“Ах, право, ну, кому бы не польстила

С таким поэтом встреча?” Ах, как мило,

Что я приехал. Я все норовил

Задать вопрос. Пустая трата сил.

“Ах, после как-нибудь.” Дневник и все такое

Еще в редакции. И я махнул рукою.

Ел яблочный пирог – еще бы, я в гостях,

780        Уж так положено. Какая глупость! “Ах,

Неужто это вы, неужто я не сплю?

Я так люблю ваш стих из “Синего ревю”, -

Ну тот, что про “Мон Блон”. Племянница моя

Взбиралась на ледник. Другую пьеску я

Не очень поняла. Ну, то есть смысл стиха, –

Поскольку музыка... Я, впрочем, так глуха!”

Да как еще! Я мог бы настоять

Я мог ее заставить рассказать

О том фонтане, что “за пеленой”

790        Мы оба видели. Но (думал я с тоской)

То и беда, что “оба”, ведь она

Вопьется в это слово, словно в знак

Родства священного, в мистическую связь,

И души наши, трепетно слиясь,

Как брат с сестрой, замрут на самой грани

Инцеста нежного. “Ну-с, – молвил я, – пора мне.

Уж вечер...”

                          К Джиму я заехал по пути.

Ее записок он не смог найти,

Зато в стальном шкапу нашлась его статья.

800        “Все точно, даже слог ее оставил я.

Тут, правда, опечатка, – из пустых:

Вулкан, а не фонтан. Величественный штрих.”

Жизнь вечная, построенная впрок

На опечатке! Что ж принять урок

И не пытаться в бездну заглянуть?

И тут открылось мне, что истинная суть

Здесь, в контрапункте, – не в блажном виденьи,

Не в том наобортном совпаденьи,

Не в тексте, но в текстуре, – здесь нависла –

810        Нет не бессмыслица, но паутина смысла.

Да! Будет и того, что жизнь дарит

Язя и вяза связь, как некий вид

Соотнесенных странностей игры,

Узор художества, которым до поры

Мы тешимся, как те, кто здесь играет.

Не важно, кто они. К нам свет не достигает

Их тайного жилья, но всякий день и час,

Безмолвные, снуют они меж нас:

В игре миров иль в пешками до срока

820        Рожденных фавнах и единорогах, –

А кто убил балканского царя?

Кто гасит жизнь одну, другую жжет зазря?

Кто глыбу льда сорвал с обмерзлого крыла,

Чтобы она башку крестьянину снесла?

Кто трубку и ключи мои ворует?

Кто вещи и дела невидимо связует

С делами дальними, с пропавшими вещами?

Все, все они, творящие пред нами

Орнамент, где сплелись возможности и быль.

830        Я в дом влетел в плаще: Я убежден, Сибил...

“Прихлопни дверь. Как съездил?” Хорошо.

И сверх того, я, кажется, нашел,

Да нет, я убежден, что для меня забрезжил

Путь к некой...”Да дружок?” Путь к призрачной надежде.

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Теперь силки расставлю красоте,

Из коих не уйти. Теперь явлю протест,

Досель неслыханный. Теперь возьмусь за то,

С чем сладить и не пробовал никто.

И к слову, я понять не в состояньи

840        Как родились два способа писанья

В машине этой чудной: способ А,

Когда трудится только голова, -

Слова бесчинствуют, поэт их судит строго

И в третий раз намыливает ногу;

И способ Б: бумага, кабинет

И чинно водит перышком поэт.

Тут мысль рукою правит, тут конкретен

Абстрактный бой, перо парит и в клети

Летит к луне зачеркнутой, в узду

850        Впрягая отлученную звезду.

Так мысль строку и тянет и манит

На свет через чернильный лабиринт.

Но способ А – агония! Зажат

Стальною каской лоб. Слова построив в ряд

И нацепив мундир, муштрой их мучит Муза,

И как ни напрягайся, сей обузы

Избыть нельзя, а бедный автомат

Все чистит зубы (пятый раз подряд)

Иль на угол спешит, – купить журнал,

860        Который он давно уж прочитал.

Так в чем же дело? В том, что без пера

На три руки положена игра:

Чтоб рифму брать, чтобы держать в уме

Все строки прежние и чтобы в кутерьме

Строку готовую держать перед глазами?

Иль вглубь идет процесс, коль нету рядом с нами

Опоры промахов, пииты пьедестала –

Стола? Ведь сколько раз, бывало,

Устав черкать, я выходил из дома,

870        И скоро слово нужное, влекомо

Ко мне немой командой, засвистав,

Стремглав слетало прямо на рукав.

Мне утро – лучший час и лето – лучший срок.

Однажды сам себя я подстерег

В просонках – так, что половина тела

Еще спала, душа еще летела.

Ее поймал я на лугу, топаз рассвета

Сверкал на листьях клевера, раздетый

Стоял средь луга Шейд в одном полуботинке,