Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Но если я не чероки, то кто я такой? Если мой дом не в резервации, то где он? Я думал, что мистер Кониц любит меня, как собственного сына, и что я всегда буду частью его семьи.

Твой отец не чероки. Отец все время лгал, и мистер Кониц знал это. Все знали — кроме нас. Я вспомнил, как Гилберт принудил меня сказать, что я не индеец.

Он был прав. Я — лжец.

Меня затошнило.

Мистер Кониц поднялся со стула и протянул мне руку. Разговор был окончен.

Я взялся за его руку и встал на ноги, не глядя ему в глаза, чтобы он не видел моих слез. Опустив голову, я прошел через двор, миновал ворота и сел в машину.

Я медленно ехал назад в Гэллап, и голова у меня кружилась от неловкости и стыда.

Уже не в первый раз я узнавал, что отец лгал о своем прошлом. Точно такой же сказкой были и его военные подвиги. Даже цифры не сходились — он поступил в армию в мае 1945 года в восемнадцать лет, прошел обучение, а потом три месяца базировался в Новом Орлеане. К тому времени японцы уже капитулировали.

Но новость мистера Коница огорошила меня куда больше. В основном потому, что мне очень хотелось верить в эту ложь.

Миллионы отцовских историй про то, как мы, индейцы, натерпелись от белых, — полная чушь. Его утверждения, что мы — бледнолицые чероки, еще большая чушь. Попытки воспитать из меня «настоящего воина» — чушь, чушь и еще раз чушь!

Все это была одна большая ложь.

Солнце уже садилось, когда я свернул на трассу 66 в Гэллапе. Не в силах остаться один в своей убогой комнате, я притормозил у Американского бара на Коул-авеню и заказал себе пиво. Я уже собирался отхлебнуть глоток, когда старый навахо, шатаясь, подошел к барной стойке и обратился ко мне:

— Купи-ка мне пива, сукин ты сын!

По красным глазам и запаху перегара я понял, что он пил тут целый день. Я кивнул головой бармену, и тот поставил для него на стойку еще один стакан. Навахо ухмыльнулся:

— И что богатенький ублюдок вроде тебя тут делает?

Я был в джинсах, кедах и поношенной рубашке, но ему все равно казался богатым. Меня пронзила печаль и жалость к этому старику, а заодно и к остальным пьяным навахо, толпившимся в баре. Они явились сюда прямо с утра и собирались оставаться всю ночь.

Внезапно я понял, что это те самые люди, которых мы с Сэмом преследовали, кидая в них «вишневые бомбы» и фейерверки. Мы сбивали с них шляпы и сдергивали штаны. Это за ними утром в воскресенье в бар являлись жены. Как вообще нам пришло в голову развлекаться, издеваясь над ними? Как мы могли быть такими жестокими?

Заходя в бар, я не думал, что мне может стать еще хуже, но вот теперь стало.

Навахо, стоявший рядом со мной, все еще дожидался ответа.

— Извините, — пробормотал я и спешно выскочил на улицу.

Я гнал вперед на своей машине, и слова мистера Коница крутились у меня в мозгу. Что ты будешь делать без образования? Хочешь всю жизнь вкалывать на стройке? Ты белый. Ты не чероки. Тебе тут не место.

В тот момент я точно знал только одно: мне нельзя там оставаться. Мистер Кониц действительно любил меня и потому высказал все предельно честно.

В понедельник утром я первым делом пошел к телефону-автомату в холле мотеля, бросил туда мелочь и набрал номер приемной комиссии Университета Мэриленда.

— У меня для вас хорошая новость и плохая, — ответил мужской голос. — Вы сами подали заявление, вас не отчисляли, иначе вы не смогли бы вернуться в университет. Точка.

Он произнес слово «точка» так, будто отчитывал непослушного ребенка.

— Мы приняли вас, потому что у Монтгомери-колледжа заключен с нашим университетом договор, но если вы не приступите к занятиям этой осенью, вам придется поступать заново. К сожалению, оценки у вас ниже средних, а школьный аттестат не выдерживает никакой критики, так что шансов на повторное поступление никаких. У вас есть две недели, чтобы вернуться в кампус, набрать нужные предметы и приступить к занятиям, иначе вы вылетаете.

— А что, если я решу подождать и позднее перевестись в другой колледж?

— Поверьте мне, ни один другой колледж вас не примет. На вашем месте, мистер Кроу, я вернулся бы назад, и как можно скорее.

Я ощутил подступающую панику.

— Спасибо! — пробормотал я и повесил трубку.

Если гнать изо всех сил, я успею вовремя вернуться в Мэриленд и смогу сделать вид, что этого бегства в Гэллап просто не было. Я надеялся, что в общежитии братства для меня найдется место, а тренер примет меня обратно в команду. Работу в гольф-клубе я то прерывал, то возобновлял, но меня всегда брали с радостью.

Я побросал свои немногочисленные вещички в багажник «Рамблера», вжал в пол педаль газа и устремился на восток.

Глава 47

Когда я ехал по трассе 66 мимо знакомых магазинов и ресторанов, они казались мне совсем другими. Годами, думая о доме, я представлял себе Гэллап и Форт-Дефайнс, но в тот день был охвачен страшным чувством вины и потери.