Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Да, я умел устраивать розыгрыши и рассказывать забавные истории. Но это не спасло бы меня от Гилберта, совершенно точно.

После каждой тренировки я представлял себя на ринге, в трусах с эмблемой «Эверласт» и боксерках, сражающимся за большой кубок на глазах у красивых девушек. Стоило мне сбросить шелковый халат, как болельщики начинали скандировать: «Кроу! Кроу! Кроу!» И каждый раз Вайолет в конце награждала меня поцелуем.

Вера в отца и в самого себя придавала мне сил. Очень скоро я стал двигаться быстрей и ловчее.

— Влево, теперь вправо, отпусти голову, бей! — кричал отец.

Я уже мог застать его врасплох своим ударом и попасть в грудь или в живот, прежде чем он поставит блок. Когда он пытался мне ответить, я перехватывал его руку. Я беспокоился, что отец станет злиться, но вместо этого он меня хвалил. Во время этих тренировок мы становились близки, как никогда раньше.

Лонни, понаблюдав за нами, сказала:

— Ты не можешь бить всех, кто над тобой смеется. Надо попробовать подружиться с ними.

— Не получится, — ответил я. — В моем классе никто не верит, что мы чероки, а белых они бьют. Отец прав — мне надо уметь постоять за себя.

Глава 24

Примерно за месяц до начала летних каникул отец позвал нас с Лонни к себе в спальню и прикрыл дверь. Он, как обычно, был очень зол.

— Ваша сумасшедшая мамаша обратилась к этому придурку, моему бывшему начальнику из «Вудмен-страхования» в Альбукерке, надавила на жалость, и он дал ей денег, нашел жилье и устроил официанткой в кафе для дальнобойщиков. А еще он какого-то рожна помог ей обзавестись адвокатом, так что теперь она вызывает меня в суд.

Значит, с мамой все в порядке. Мне пришлось приложить усилие, чтобы не показать отцу, какое облегчение я испытал. Похоже, она устроилась даже лучше, чем когда жила с нами. Может, и нервы ей подлечили. По крайней мере, она больше не тратила их на скандалы с отцом и пыталась как-то наладить свою жизнь.

— Бьюсь об заклад, она постоянно жалуется, что вынуждена работать. Мне надо, чтобы вы выступили в суде и рассказали, какая она никудышная мать.

Своими глубоко посаженными глазами он уставился мне в лицо, хмуря брови.

— Дэвид, ты должен сказать судье, что она бросила в тебя ножом, и только случайно промахнулась. Это ее прикончит. Тебе больше не придется видеться с этой бешеной сучкой, и я смогу не платить ей ни гроша.

Но я не собирался вредить матери.

Я хотел, чтобы справедливость восторжествовала. Хотел сказать судье, что мама не нарочно бросила нож и что с ней все будет в порядке, если ей вылечат нервы. Конечно, она больше не будет жить с нами, что бы я ни сказал, но так я хотя бы покажу, что люблю ее.

В утро суда мы с отцом и Лонни сели в «Рамблер» и поехали в Гэллап. При любых других обстоятельствах я был бы рад прогулять школу. Но только не в тот день.

Отец со своим адвокатом проводили нас с Лонни в большой кабинет, где дожидались мама, ее адвокат и судья. На маме было новое платье, волосы уложены и сбрызнуты лаком. Меня поразила ее готовность противостоять отцу, пускай даже в отсутствие всяких шансов.

Поначалу мама отлично справлялась с вопросами. Высоко подняв голову, она сидела на стуле рядом с судьей и клялась говорить только правду. Она выглядела уверенной, как никогда. Мне хотелось обнять ее и похвалить за то, как прекрасно она держится, но в присутствии отца я, конечно, не осмелился.

Адвокат мамы спросил Лонни, пытался ли отец вынудить маму уйти от него, плохо с ней обращаясь. Лонни не ответила.

— При наличии должной финансовой поддержки, — продолжал он, — смогла бы ваша мать воспитывать своих четверых детей?

Лонни всхлипнула и покачала головой.

Судья попросил маму выйти из кабинета, и ее адвокат начал расспрашивать меня. Наверное, судья понял, что при ней я ничего не скажу. Но и без нее я не мог отвечать на вопросы. Мне удалось выдавить из себя лишь нечто неразборчивое. Если я скажу, что с мамой все в порядке и она сумеет позаботиться о нас, судья может отправить меня, Сэма и Салли жить с ней. Мама с этим не справится. Да и отец ни за что не позволит. Мои брат и сестра тоже не хотят к ней возвращаться. Они ни за что не оставят Лонни — как и я.

Я не хочу, чтобы в нашей семье заново началась война, которая кончится в точности, как на Саут-Клифф-драйв.

Когда отцовский адвокат спросил насчет происшествия с ножом, я ответил, что в тот день вел себя просто ужасно.

— Я провоцировал ее, — рассказывал я. — Мы все пытались ее довести — она ни в чем не виновата.

Он, не поднимая глаз, строчил что-то в своем блокноте. Потом спросил, может ли мама сама нас растить.

Я покачал головой и заплакал. Это было все равно что воткнуть нож ей в сердце.

Больше меня ни о чем не спрашивали.

Судья сказал, что примет окончательное решение на следующей неделе. Я знал, что оно будет не в мамину пользу. Когда мы выходили из кабинета, я не представлял, как посмотрю ей в лицо. Я надеялся, что мама уже уехала, но она стояла в холле, рядом со своим адвокатом.