Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Каждый вечер в девять часов свет в наших спальнях выключался. Когда Мона заходила проверить, спим мы или нет, то заглядывала к Сэму на нижний ярус, но ко мне, на верхний, заглянуть без стремянки не могла. Просидев под домашним арестом с неделю, я ночью выбрался из дома и при свете полной луны покатил на велосипеде к Болотному поселку. Желание сбежать перевесило во мне предчувствие опасности.

На подъезде к нашему прежнему месту жительства я заметил Джо и Вилли, двух мальчишек, о которых упоминал мистер Ли на той беседе.

Джо сливал бензин из грузовика, припаркованного на Седьмой улице, а Вилли тем временем разрисовывал его борта граффити.

— Хорошо проводите время? — спросил я, подрулив к ним на своем «Стингрее».

— Вали домой, Гаагии, — ответил Вилли. — Тебе тут нечего делать.

Джо прокашлялся и сплюнул.

— А то не поздоровится!

— Я хочу с вами, парни. Буду делать то, что и вы.

Они расхохотались и перекинулись парой слов на навахо.

— Ну ладно, пошли, — сказал Вилли.

Я бросил велосипед на углу Восьмой улицы, и мы пошагали по краю оврага к одинокому хогану, у дверей которого валялись бутылки из-под виски и вина.

— Там живет старый Язза, — сказал Джо. — Вдовец, злобный, как черт. Никто его не любит. Ты над ним пошутишь.

Вилли набрал мелких яблок, нападавших с дерева-дичка, и сложил их в кучку на расстоянии примерно десяти футов от входа в хоган, затянутого по традиции овечьей шкурой.

— Бросай в дверь! Смотри, не промахнись.

Это оказалось просто. Размахнувшись, как Уайти Форд, я швырнул спелое яблоко в туго натянутую кожу, и в воздухе раздался громкий шлепок.

Потом из хогана послышался голос:

— Плохие мальчишки. Плохие. Уходить отсюда.

На пороге появился мистер Язза с дробовиком в руках. Он выкрикнул на навахо нечто, напоминавшее воинственный клич.

— Больше сюда не ходить, а то я перестрелять вы все!

Мы втроем рассмеялись и кинулись бежать.

— Увидимся завтра ночью, Гаагии, — бросил мне Джо на прощанье.

Сердце у меня забилось быстрее. Он позвал меня назад!

— Окей.

Я вернулся к своему велосипеду и покатил домой, надеясь, что на завтра у них запланировано что-нибудь интересное.

Следующей ночью я снова сбежал из дома. Вилли и Джо ждали меня.

— Пошли назад к хогану Язза, — сказал Вилли. — Снова будешь кидаться яблоками в дверь.

По дороге меня одолевали нехорошие предчувствия. Когда мы добрались, Джо сложил яблоки в кучу совсем близко от входа. Луна светила по-прежнему ярко, и я мог легко различить очертания затянутой кожей двери.

— Кидай все, — шепнул Вилли, отступая от меня на пару шагов.

— Мистер Язза сказал, что будет стрелять, — напомнил я им. — Похоже, это было всерьез.

— Да не трусь ты! Он же пьяный.

Джо хитро мне улыбнулся.

— Не будет он стрелять. Даже прицелиться не сможет. Давай, Гаагии!

С этими словами он протянул мне яблоко.

— Язза никуда не может попасть, — добавил Вилли, но отступил назад еще немного.

Конечно, мне следовало уйти, но ведь это был мой шанс стать одним из них! Первые три яблока громко ударили о кожу: шлеп-шлеп-шлеп! Четвертое попало прямо в грудь мистеру Язза, который выскочил на крыльцо, целясь в меня из дробовика.

Я развернулся, чтобы бежать.

По щелчку затвора я отпрыгнул вправо, и тут раздались два выстрела, ударившие меня в левую сторону тела, отчего я буквально подлетел в воздух, а потом рухнул на землю, хватая ртом воздух. Мой зад вспыхнул адской болью. Ягодица и бедро горели; заряд прорвал и джинсы, и трусы, и кожу. В ушах у меня звенело, как в тот раз, когда у нас взорвалась духовка вместе с запеканкой.

— Больше не возвращаться! Никогда!

Мистер Язза напрасно беспокоился: я и подняться-то не мог. Тем не менее мне пришлось кое-как встать на ноги; левую я волочил за собой, пока она висела мертвым грузом. Вилли и Джо куда-то скрылись.

По моим ощущениям, прошло несколько часов, пока я дотащился до своего велосипеда, брошенного на Восьмой улице. Боль отдавалась по всему телу. Забравшись на сиденье, я вскрикнул, потому что сесть не смог. Всю дорогу до дома я проделал стоя.

Добравшись до квартиры, я прокрался в ванную и стащил с себя обрывки джинсов и белья. Кровь закапала на покрытый линолеумом пол. Я посмотрел на свои раны в зеркале и громко застонал. Левая половина выглядела так, будто по ней прошлись теркой для сыра.

Я налил ванну, надеясь, что вода утишит боль. Но стоило коже соприкоснуться с горячей водой, как все мое тело выгнулось, словно от удара током, и я вскрикнул. Соль, кровь и обрывки плоти поднялись на поверхность и поплыли по воде. Перевернувшись на правый бок, я вцепился в край ванны и оглядел свою левую ягодицу и бедро, в полном ужасе от этого зрелища.

Отец и Мона заворочались у себя в спальне. Лонни и Салли что-то забормотали. Сэм подбежал к ванной, распахнул дверь и охнул.

— Черт побери, — прорычал отец, обращаясь к Моне. — Что эти мелкие ублюдки еще натворили?