Клаудиа придерживалась нетрадиционной ориентации, и я узнала много нового. Подруга, как оказалось, ревновала Клаудию так страстно, как ни одному мужчине не снилось, она ревновала и к мужчинам и к жещинам. Бедная Клавочка, она сидела со мной на трибуне в полной невинности, но все равно чувствовала себя дискомфортно. К семи часам мы спустились с лесов, и Клаудиа неохотно присоединилась к своей австрийской группе. Пестрою страйкой они двинулись к площади, где ждали автобусы, я помахала Клавочке рукой и осталась ждать на ступенях.
Солнце уже садилось, перестало нещадно палить и пронизывало воздух золотою пылью, группы туристов поредели, но исправно собирались перед памятником Данте каждые четверть часа. Я сидела на теплых каменных ступенях под сенью монумента и ждала, когда наша группа начнет собираться и появится Каролина. Интересно, удалось ли ей затащить кого-либо к знакомому ювелиру на Понто Веккио, то бишь на Старый мост? К тому же надо было спросить, как провела время во Флоренции Варечка, если не захотела последовать за мною в Уффицци. И сказать, что она много потеряла. Вот в таких ленивых мыслях я сидела у ног Данте и ждала.
1.
И так я сидела на каменных ступенях, а за моей спиной момумент Данте Алигьери в лавровом венке благосклонно взирал на сборы туристов по домам, вернее, по автобусам — погостили, пора и честь знать.
Полчаса я отдыхала в полном расслаблении, лениво перебирала впечатления дня и предвосхищала обратный путь в бархатной тьме тосканской ночи. Единственной мыслью, слегка смущавшей меня на широких каменных ступенях, было предвкушение близости Варечки вместе с «Пуазоном». Четыре часа в атмосфере «Пуазона» отчасти отравляли предстоящую поездку, однако я надеялась, что в знойной Флоренции Варя основательно проветрилась, а на дорогу надушиться не догадалась.
Однако, когда минутная стрелка установилась на двадцати пяти минутах восьмого, а ни аромата «Пуазона», ни самой Варечки и вообще ни одного знакомого лица у монумента не обнаружилось — то я была очень удивлена. В особенности меня поразило поведение гида Каролины. Туристы, понятно, они существа безответственные, могли загуляться да хоть все сразу. Но она-то где, Каролина? Почему ее нету здесь?
Минутная стрелка уперлась в половину, я даже встряхнула часы в недоумении, и только тогда закралась мысль, что здесь что-то не так. Маловероятно, чтобы все туристы так дружно опоздали. Тем более Каролина… Еще не вникая в ситуацию, я подумала, что поменялось место встречи, а мне никто доложить не смог, потому что я удалилась в мир искусства, почти не простившись. Не особо волнуясь, я встала с насиженных ступеней и быстрым шагом отправилась на площадь, где под сенью старой кирпичной башни собирались туристические автобусы. Вполне возможно, говорила я себе, что сейчас наш лайнер стоит там и ждет загрузки, все автобусы отъезжали именно с этой площади.
Через пять минут я была у башни, там паслось множество всяких автобусов, но синего с желтыми буквами среди них, увы, не нашлось. Каролины с группой тоже нигде не увиделось. Не позволяя себе лишних мыслей, я мигом решила, что вышло недоразумение со временем. Прав был Петя, отъезд назначен к восьми, а Каролина с Варей в соборе Дуомо друг дружку не поняли и сыграли в испорченный телефон. В таком случае не надо нервничать, следует вернуться к Данте на ступеньки и подождать еще полчаса. Даже меньше, всего 20 минут. Так я и поступила, но полного успокоения не достигла.
Сидя на опостылевших ступенях в полном одиночестве — нашествие туристов схлынуло, я страстно ждала появления хоть единой знакомой души и пыталась утешиться здравой мыслью, что девушка-гид Каролина и моя знакомая девушка Варя не допустят. Нельзя же бросить женщину одну в иностранном городе на ночь глядя. (Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, так завещал нам Антон Павлович Чехов.) Даже если она абсолютная дебилка и перепутала все на свете. Конечно, ее найдут, дождутся, заберут, а потом выяснят с ней отношения. Я бы поступила именно так, уговаривала я себя, тревожно вглядываясь в переулки рядом, надеясь на появление хоть одного знакомого лица.
Но мои часы вдруг показали восемь, сверху издали зазвонили другие часы, и я насчитала ровно восемь мелодичных ударов. Последняя группа японских визитеров собралась, пересчиталась и дружно скрылась из виду под водительством дамы гренадерского роста, они были самыми последними. Я осталась на каменных ступенях одна.