Бледный силуэт Луны

Я кивнула всем в знак благодарности и пошла к маршруткам в облегчении сердца. «Музыря» оказалась отнюдь не новым бранным словом, а нерукотворным памятником владельцу предприятия. И то хлеб, иначе я растерялась бы вконец. «Автолайн», он же «музыря» долго влек меня по неведомым местам, и я уже отчаялась попасть к Валентину тем утром и вообще в тот день. Рисовались, как со сне, досужие варианты, а именно. Вот маршрутка «музыря» завозит меня в глухие места, откуда назад пути нету. Там меня встречают лихие люди, натурально грабят, несмотря на светлый божий день. Затем обнаруживают содержимое пакета и принимают за разъездную Тамару Засееву. Дальше — тишина!

— Кому у конбазы — вот она, — заявил водитель, и маршрутка стала посреди шоссе.

Хочешь, не хочешь, приходилось выгружаться. Я вышла и только на краю поля зрения увидела полоску воды. По всей видимости, это было Валькино озеро с обратной стороны. Совсем рядом с шоссе за загородкой паслись и гуляли кони, по невидной тропке вдоль берега шагом ехал всадник на громадной серой скотине, и я догадалась пристроиться ему в хвост. А то бы точно ушла бы не в ту сторону, очень уж непривычными выглядели окрестности, если войти в них с обратной стороны. Всадник благополучно обвел меня вокруг водной глади, я даже успела полюбоваться на заросли водных лилий, затем видимая часть кентавра незаметно растворилась в подлеске, а я наконец вышла к памятной хибаре.

Слёзы едва не подступили к глазам, такой она показалась родной, угрюмое строение из красного кирпича с редкими зарешеченными окнами. Сюда мне доводилось приходить в смятении чувств, и уходить в надежде, правда, всегда омраченной сомнением в Валькиной добросовестности. Но отнюдь не на этот раз! Если Валентин не побоится вступить в игру, то стараться он будет для себя, следовательно — на совесть.

Погруженная в моральные приготовления, я обошла мрачную обитель кругом и встала перед входом: такого хитрого крылечка здесь раньше не наблюдалось. К кирпичному остову хибары был приклеен некий аппендикс ангарного вида, а его перегораживала поперек внушительного вида решетка.

«И что это такое Валя у нас бережет?» — задался сам по себе вопрос. — «Уж не сидит ли он, как Кащей, на чужом злате-серебре, не укрывает ли движимость от налоговой полиции?» Очень мне стал неприятен такой поворот событий, шансы на успех сильно понижались, но кнопку с вызовом я быстро обнаружила и смело в нее ткнула.

— Не верю глазам своим! — раздался искаженный голос. — Ты ли это, прелестное дитя?

— А ты угадай с трех раз, — предложила я.

— Увы, я угадал, — проговорил голос со знакомыми интонациями. — Неужели, и ты, Брут?

— Нет, я одна, — ответила я, начиная сердиться. — Никаких Брутов с собой не взяла, он тебе мерещится. Мог бы открыть свои дурацкие врата!

— А я не один, — хамски возразил Валька. — Со мною дама.

— Я даже знаю, какая, — наобум заявила я. — Но вам не помешаю.

— Неизбывная печаль о былом, она всегда со мною, — подтвердил Валька, и в решетке звякнуло. — Входи, раз взяла на себя напрасный труд.

Я оттолкнула решетку, прошла по короткому и темному проходу, пнула ногой тяжелую дверь, закачавшуюся в полутьме, и оказалась в высоком двухэтажном помещении. Посреди темноватого холла начиналась лестница, а с верхнего этажа лился дневной свет. Около дверей стоял друг Валечка и с помещением никак не гармонировал. Оказался он в затрапезной клетчатой рубахе, в измятых висящих штанах, а на лице друга я заметила не однодневную щетину.

— Как у тебя здесь стало противно, — заметила я без приветствия. — Чуждым духом пахнет.

— А сам-то я каков? — глумливо отозвался Валька. — Знал бы, что станешь привередничать, то не пустил бы.

— А я бы сама сюда — ни ногой, — заметила я, озирая преображенную хибару. — Но вот…

— И не договаривай, — уныло произнес Валька. — Тебя упросили, сказали, что пропадает друг твой Валя, надобно его спасти. Мерси, крошка. Я знаю твое доброе сердце и сговорчивость, особливо, когда просят очень нужные лица. Валяй, спасай отверженца, я потерплю.

— Больше мне делать нечего, — ответила я грубо. — И вообще, зря ты держишь гостью у дверей, налил бы глоток нарзану, отставной козы барабанщик!

Жуткое оскорбление выскочило само и внезапно, но видеть униженного Вальку я не могла. Это уж извините, пусть он лучше вытолкает меня в шею!

— Эй, дитя? — в глазах друга Вали возник интерес. — Ты ко мне с чем таким завалилась? Ну, извини, я подумал о тебе плохо.

Объясняться в дверях мы больше не стали, Валька провел гостью в прилично оборудованную, но запущенную кухню, где мы расположились. Глоток нарзана был предоставлен и выпит, Валька уселся за стол напротив и отсыпал пару ядовитых комплиментов. Мол, наконец-то появилась во мне осмысленность, но пропало главное очарование, ореол тупой невинности.