Читаем Блек. Маркиза д'Эскоман полностью

Делать это было самое время. Плохо сколоченные доски двери уже начали уступать усилиям одного из жандармов, старавшегося ее выломать.

Мэр сделал жандармам знак оставаться на лестнице и один вошел в комнату.

Магистрат был весьма недоволен промедлением, с которым ему отворили дверь, поскольку он очень дорожил своими властными полномочиями и был склонен подозревать, что окружающие стараются пренебрегать ими; к тому же он, как и начальник почтового ведомства, был женат, и в его глазах преступная жена не заслуживала никакой жалости.

Так что он вошел в комнату, не сняв шляпы, стараясь придать своей физиономии выражение презрения, казавшееся ему столь же уместным в данных обстоятельствах, как и опоясывающая его перевязь.

— Какую из вас, сударыни, зовут маркизой д’Эскоман?

К каким бы несуразностям это ни должно было привести, Сюзанна в своей слепой преданности госпоже уже было открыла рот, чтобы указать на себя как на виновную и заслуживающую наказания, но г-жа д’Эскоман не дала ей на это время.

— Это я, сударь, — просто ответила она.

Мэр перевел свой взгляд в сторону алькова и увидел прелестное лицо г-жи д’Эскоман, обрамленное кружевным чепчиком, из-под которого выбивались длинные локоны; под ее ангельски кротким взглядом он невольно опустил свои глаза, машинально снял шляпу, смущенно поклонился этому видению и замер перед ним, не произнося ни слова.

Маркизе пришлось самой напомнить растерянному магистрату об обязанностях, которые он пришел исполнить.

— Что вам угодно от госпожи д’Эскоман? — спросила она.

— Разумеется, сударыня, — начал мэр, — задача, стоящая передо мною в эту минуту, крайне тяжела; но все мы обретаемся на земле, чтобы исполнять свой долг!.. Да и сам Господь разве не подал нам пример… пример… И в конце концов правительство, обратив на меня свой взор, дабы я замещал его подле населения…

— Ради Бога! Покороче, умоляю вас, сударь! — взмолилась маркиза.

— Ну что ж, пусть будет так, сударыня, — несколько сухо отвечал мэр, по-видимому уязвленный тем, что та, на чью красоту он обратил столько внимания, так мало оценила цветы его красноречия, — пусть будет покороче, я и сам желаю поскорее покончить с этим делом. Отвечайте же мне, что делает в вашей комнате в два часа ночи этот господин, который, как я предполагаю, не является вашим супругом?

— В пути я сильно занемогла и была вынуждена прервать свою поездку и остановиться в этой гостинице; моя горничная падала от усталости; случай привел сюда господина де Фонтаньё, моего друга; я попросила его заменить служанку по части исполнения ее тяжелых обязанностей сиделки, и он согласился.

— Черт возьми! Еще бы не согласиться! — отвечал мэр, приходя во все большее восхищение. — Поверьте мне, сударыня, будь я в тех же годах, что и этот господин, я поступил бы на его месте точно так же.

Слова эти мэр произносил голосом, становящимся все более тихим, но, подумав, что его могли слышать жандармы, стоявшие в это время за дверью, он заговорил громче, чтобы все дальнейшее послужило бы противовесом к сказанному им ранее.

— Разумеется, подобное милосердие этого молодого человека достойно всяческих похвал, если бы не одно неприятное обстоятельство, о котором мне надлежит вам сообщить: общественное мнение называет его отнюдь не вашим другом, а вашим возлюбленным.

К г-же д’Эскоман, покрасневшей от его грубой шутки, немного вернулась уверенность, когда он бросил ей в лицо это прямое обвинение.

— Сударь, — возразила она, — если вы под только что произнесенным словом подразумеваете человека, который мне дороже всего на свете, то вы правы: да, господин де Фонтаньё мой возлюбленный; если же вы придаете этому определению совсем иной смысл, то смею вас заверить, что вы ошибаетесь.

Достоинство, с каким держалась маркиза, говоря это, и волнение, невольно сквозившее в ее голосе, произвели на представителя закона впечатление совсем другого рода, нежели то, что уже оказала на него ее красота: он смотрел на г-жу д’Эскоман с почтительным уважением.

— Бедная сударыня, — промолвил он после минуты молчания, вновь возвращаясь в состояние добродушия, составлявшего основу его характера, — все возможно на этом свете, даже то, что вы мне сейчас сказали; но, на вашу беду, вовсе не мне надлежит это решать, хотя, по правде говоря, я склонен считать, что вы не лжете… Послушайте, — продолжал он, приблизившись к постели Эммы, — я хотел бы быть вам полезен и помочь вам, что бы там ни требовали общественная мораль и строгость моих служебных обязанностей: вы вызвали у меня участие. Нет ли какого-нибудь способа поправить дело? В подобных обстоятельствах правосудие молчит, если муж не подает голоса; в противном же случае — берегитесь: правосудие непременно сделает свое дело. Подумайте, нельзя ли заставить господина маркиза забрать назад его жалобу? На вид ваш муж добрый малый. Да будь я на его месте, у меня из ноздрей и ушей шли бы огонь и дым. Не угодно ли вам, чтобы я исполнил здесь роль примирителя? Ведь, по вашим словам, дело и выеденного яйца не стоит. Если вы желаете, я пойду поищу его и попытаюсь немного образумить?

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 50 томах

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза