Нетерпеливо, словно ища противоядия от этой сладости, он скользнул взглядом вдоль причала, в ту сторону, где несколько еле живых мулов с ободранными, истертыми крупами и торчащими, как у скелетов, ребрами тащились в своих оглоблях, прикрепленных к повозкам с высокими колесами. Один внезапно закашлял, совсем как человек, взбудоражив рой мух, кружащий над его головой наподобие короны, и едва не рухнул от полного истощения. Но погонщик, скорчившийся на козлах, не обратил на это никакого внимания – придерживая поводья, он удовлетворенно похрапывал. За ухом у него торчал цветок.
Харви резко отвернулся – ему было невыносимо смотреть на этот жалкий скот. Сначала красота островного берега, величественность загадочного Пика, а в следующее мгновение – скучные сцены нездоровой жизни. Не находя себе места, возбужденный без видимой причины, он принялся мерить палубу быстрыми нервными шагами. Взглянул на свои наручные часы – уже довольно поздно, девять утра, – требовательно и нетерпеливо спросил себя: чем заняться? Он в порту, свободный и от дурацких ограничений, и от навязчивого общества, которое так его бесило. Внезапно Харви осенило: он может сойти с ненавистного судна и снова погрузиться в забвение, вызвав его по собственной воле. Позабыть мучительные видения прошлого, смутные тени, среди которых смешались живые и мертвые, осаждавшие его, как лихорадочный ночной кошмар. Он сжал губы, напряг подбородок. Конечно, он сойдет с корабля, он с самого начала собирался это сделать, и в жизни нет ничего, что способно изменить его решение. Да, он достигнет своей цели, ничто его не остановит.
И все же он не уходил. Продолжал мерить шагами палубу, чувствуя тепло солнца на плечах, почти безотчетно ощущая величественную гору за спиной. Ему пришлось остановиться и оглянуться на Пик. И сделав это, он услышал рядом голос Рентона:
– Благородное зрелище, доктор Лейт. Это Пико-дель-Тейде на Тенерифе. И вы не поверите, он расположен в семидесяти трех милях к западу отсюда. Является доминантой этих островов. Из Санта-Круса вид еще более отчетливый.
Стоя рядом друг с другом, они смотрели на гору. Потом Харви медленно произнес:
– Да, благородное зрелище. – И поспешно добавил, высмеивая собственную сентиментальность: – Видение рая!
– Рай, не лишенный некоторых изъянов, – жестко откликнулся Рентон. Помолчал, взглянул на собеседника. – На холмах за Санта-Крусом дела не слишком хороши. Я вчера получил новости по радио. У них там желтая лихорадка!
Внезапно повисла тишина.
– Желтая лихорадка… – повторил Харви.
– Да! Вспышка в Эрмосе, деревне неподалеку от Лагуны. К счастью, ее удалось изолировать.
Снова пауза.
– Держите эту информацию при себе, – наконец продолжил Рентон. – Вы доктор, поэтому я вас известил. Но не вижу причин беспокоить остальных без необходимости.
– Вы им не сказали?
– Нет, сэр, не сказал. По моему глубокому убеждению, всегда лучше помалкивать, пока не появится причина говорить. Как я вам сообщил, вспышка локализована.
– Желтую лихорадку трудно локализовать, – возразил Харви. – Она переносится комарами. И это страшный бич.
Капитан ощетинился – больше всего на свете он ненавидел, когда ему противоречили.
– Надеюсь, вы не пытаетесь меня учить, как делать мою работу, – отрезал он. – Хотите, чтобы я посадил пассажиров под замок? Зачем поднимать панику? Я сказал вам, что намерен ждать и следить за событиями. Я получаю всю информацию от мистера Карра, нашего агента. И он согласен с моим решением.
– Информация подчас распространяется медленно. А эпидемия – быстро.
– Нет никакой эпидемии, – сварливо заявил Рентон. – Жалею, что рассказал вам. Вы делаете из мухи слона. Здесь не бывает эпидемий.
Он вскинулся, как бентамский петух, бросая вызов дальнейшим возражениям. Но Харви просто ответил ровным тоном:
– Вот и хорошо.
Рентон смерил его неодобрительным взглядом, но проникнуть под бесстрастную маску собеседника было невозможно. Все еще взъерошенный, капитан молча постоял с минуту, потом отрывисто кивнул, храня на лице раздраженное выражение, и ушел в штурманскую рубку.
Харви остался стоять у борта.
Желтая лихорадка! Ему показалось – или в ярких красках бухты появилось что-то зловещее, мрачное? Это ерунда, абсолютная ерунда. Ну наверное, кто-то заболел в шестидесяти милях отсюда. У него, Харви Лейта, преувеличенное чутье на несчастья! «В любом случае меня это не касается», – сказал он про себя. Теперь ничто не имело для него значения.