Блистательные годы. Гран-Канария

Внезапно да Соуза закончил. Он хлопнул в ладоши. Кариб, державший меч, положил его на алтарь, затем поставил рядом с ним два блюдца, в одном из которых был какой-то пепел, а в другом – беловатый порошок, похожий на муку. Отступив, он бросил горсть бальзама на жаровню. Да Соуза взялся за меч. Обойдя помещение, он каждому по очереди продемонстрировал этот меч, затем остановился перед алтарем и снял мантию, под которой оказалась белая рубашка, перевязанная красным поясом. Внезапно Роберт заметил, что уже знакомый ему высокий кариб привел молодого козленка, а рядом встал еще один участник сборища, держа глубокую деревянную миску. Размахивая мечом над головой, да Соуза произнес нараспев несколько слов, остальные в ответ на это разразились диким воплем. Да Соузу затрясло, глаза его закатились, он размахивал мечом в каком-то пугающем и непотребном трансе. Роберт понял, что будет дальше, и, не в силах на это смотреть, перебрался, превозмогая боль, обратно к Мэри. Ему было страшно за себя, но больше всего за нее. Что за человек этот да Соуза? – задавал он себе вопрос. Действительно ли он верит в эту отвратительную чушь или просто использует ее в своих целях?

Шум постепенно затих, и через некоторое время его сменили звуки, которые, по-видимому, свидетельствовали об уходе карибов. Неужели их оставят одних, пусть даже только на ночь? Мэри так долго молчала, что он подумал, не заснула ли она от полного изнеможения. Роберт уже собирался разлечься на полу, чтобы облегчить боль в ноющем плече, когда дверь внезапно открылась и вошел да Соуза.

Он сменил свое облачение на нечто вроде туники, на нем были резиновые сапоги, мягкая черная шляпа, на поясе – патронташ с пистолетом. За да Соузой, неся штормовой фонарь, шел Кастро. Будничным голосом, совершенно беззлобно, да Соуза сказал:

– Значит, ты не внял моему совету и решил присоединиться к своей подруге?

– Да, – ответил Роберт.

– Вы оба доставили мне серьезные неудобства. Если что-то пойдет не так, вас ожидает расплата.

– Вам это не сойдет с рук, – быстро сказал Роберт. – Дефрис знает, что я здесь.

Да Соуза покачал головой:

– Я только что вернулся из Гранд-Лимба. Там не знают, где ты. Там думают, что ты отправился на северное побережье. Завтра, на рассвете, начнется великий акт освобождения. Я надеюсь, что все кончится нашей блестящей победой, ради вашего же блага.

Он отвесил поклон и ушел. Когда дверь захлопнулась и в замке повернулся ключ, Мюррей услышал, как Мэри начала тихо плакать.

– Не обращай на него внимания, – сказал он. – Он сумасшедший – просто сумасшедший.

– О Роберт… мой дорогой Роберт…

– Мэри, родная Мэри.

Он больше не мог вымолвить ни слова. Она тоже ничего не говорила, но прижалась к нему так, что ее теплые слезы капали ему на щеку.

Ночь тянулась медленно и со странной горьковатой сладостью грезы. Временами Мэри впадала в тревожное забытье, но Мюррей, ожидая, когда рассветет, не мог заснуть. Когда первые серые полосы света просочились в комнату, он встал и начал осматриваться. Стены из грубого камня; пол и потолок покрыты устричными раковинами, положенными на цемент; дверь из тяжелого тикового дерева…

– Нам немного не повезло. – Он заставил себя улыбнуться. – Тут у нас укрепления, как в старой крепости. Этот маленький глазок и в самом деле для вентиляции, но едва ли даже мышь тут пролезет.

Он сделал слабую попытку обратить все в шутку, однако понял, что для того, чтобы выйти наружу, им понадобится заряд динамита.

Она посмотрела на него ясным, вопрошающим взглядом:

– Что случилось с твоим плечом?

– Вчера вечером ему немного досталось.

– Роберт, дай мне посмотреть.

Плечо, теперь сильно распухшее, бешено пульсировало болью, но ее прохладные пальцы на горячей коже действовали успокаивающе.

– Роберт, – сказала она, – это перелом.

– Неужели? – отозвался он со слабой улыбкой.

Своим шарфом она начала туго привязывать его руку к туловищу, дабы обеспечить ее неподвижность.

– Как тебе теперь? – с тревогой спросила она.

Он поцеловал ее:

– Вот так. Все, что нам сейчас нужно, – это что-нибудь на завтрак.

– Вчера у меня была вода и немного фасоли.

– Кто приносил?

– Кастро – он здесь днем, а ночью другой кариб. Похоже, Кастро чуть ли не сожалел, что не может предложить мне ничего получше. У меня такое чувство, что он не такой, как другие – вроде как сломленный, но в то же время добрый.

– Что ж, – сказал Роберт, – если он такой добрый, попробуем заказать ему яичницу с беконом.

Но эта попытка взбодриться им не помогла, и с возрастающим отчаянием Мюррей принялся расхаживать по комнате. Раз десять, не меньше, он тщетно дергал перекрещенные прутья окна и колотил в тяжелые двери. Сказанное Мэри о Кастро продолжало крутиться у него в голове, и тут его осенила идея, дикая и невероятная. Глухонемой пребывал в таком страхе перед своим хозяином, что ничто на свете не заставило бы его отпустить их на свободу, но разве нельзя было его подкупить, чтобы он хотя бы в чем-то помог им?