Ближе, чем ты думаешь

Когда я шла к своей машине, все еще облаченная в униформу «Дома вафель», — синюю рубашку на пуговицах и дешевые черные брюки — желание послать все это к черту было просто непреодолимым. Мои ноги дрожали вплоть до лодыжек. Волосы, казалось, насквозь пропитались запахом беконного жира. Остальное тело источало запах подгоревшего кофе.

Только из-за Алекса я не сдалась и не стала популярно объяснять менеджеру, куда она может засунуть себе кассу. Я подумала о судье Стоуне, надменно глядящем на меня с высоты своего кресла и спрашивающем, нашла я работу или нет. А мне просто необходимо было ответить ему утвердительно.

Я плюхнулась в машину, и поскольку до чертиков устала, то даже не включила зажигание, решив для начала проверить телефон. Оказалось, поступило два сообщения.

Первое было от мистера Ханиуэлла. В свете заведенного на меня уголовного дела он подал ходатайство о признании неправомерности выданного ордера на обыск. Он сказал, что секретарь определит дату предварительного слушания, и оно, по всей видимости, состоится весьма скоро, поскольку мое дело должно быть рассмотрено до назначенного на 9 апреля судебного разбирательства.

На этом сообщение заканчивалось. Он ни словом не упомянул, почему так странно вел себя под конец нашего разговора на скамейке. Может, он никогда этого и не сделает.

Второе сообщение написал Тедди: «Привет, есть хорошие новости, которые могут превратиться в совершенно замечательные новости. Ты где?»

Не хочу сказать, что я не вспоминала о Тедди с понедельника, когда узнала, что он вновь крутится с этой Венди. Похоже, это его опасное увлечение все же не было для него самой важной вещью на свете. Как раньше это было с Тедди, мне и без него хватало проблем.

Где я? А где ты, Тедди? И где, черт подери, ты был все это время?

Но об этом я так ничего ему и не написала. Хватит с меня драм, я так вымоталась. Меня словно выпотрошили.

«Еду домой. А ты где?»

И я в это время уже действительно двигалась в сторону Деспер Холлоу. На полдороге Тедди ответил:

«Скоро буду. Есть сюрприз. Хороший.»

Прекрасно. Жду не дождусь.

Когда я вернулась домой, мне показалось, что на сей раз молокоотсос трудился над своей задачей гораздо дольше обычного. От этого, сбрасывая с себя наряд «Дома вафлей» и переодеваясь, я еще больше помрачнела. С переодеванием я закончила как раз тогда, когда с подъездной дорожки донесся грохот грузовичка. Чтобы взглянуть, кого там принесло, я слегка раздвинула пальцами жалюзи. Конечно же, это был Тедди.

Но вовсе не его приезд заставил меня выпалить целую очередь ругательств, пока я спускалась по лестнице к входной двери. Что там, я просто кипела. Дело было в том, кто сидел у него на пассажирском месте.

Венди Матайа. Суккуб[24], как есть.

В первый раз когда я встретила Венди, ей было лет шестнадцать, и она была так прекрасна, что, казалось, сошла прямо со страниц любовных романов: темно-каштановые волосы, казавшиеся почти черными; безупречная бледная кожа; огромные зеленые глаза, напоминающие изумруды; и что парням наверняка нравилось больше всего — точеная фигурка, напоминавшая песочные часы, верх соблазнительности. Можно было поклясться, что она носит корсет.

Впрочем, давайте внесем ясность: я ненавидела ее не за то, что она была потрясающе красива и обладала великолепным телом. Моя ненависть была вызвана тем, что она, похоже, ничем больше не занималась, кроме как лгала мне, воровала опять же у меня, — словом, водила моего младшего брата взад-вперед перед вратами ада.

Я уже стояла на переднем крыльце, когда они выбирались из грузовичка.

— Что она здесь делает? — требовательно спросила я.

— Она помогает мне, — сказал Тедди невинным и даже каким-то глуповатым тоном — впрочем, он всегда так говорил, когда Венди была с ним рядом. Похоже, он пару дней не брился. Венди всегда нравились неряхи.

— Ты не под кайфом?

— Трезв как стеклышко, — произнес он твердо. — Прекрати изображать из себя испанского инквизитора. Мы оба трезвые.

Он обошел свой пикап со стороны капота, и теперь они шли по дорожке, взявшись за руки. На Венди были обтягивающие джинсы, футболка, прикрывавшая едва заметную грудь, и толстовка с капюшоном, молния которой была расстегнута достаточно, чтобы можно было наблюдать все прелести ее лица.

— Она сюда не войдет, — сказала я. Я всегда замечала, когда Тедди возвращался с видом побитой собаки, а вот насчет Венди… Со своей яркой внешностью она могла скрыть что угодно.

— Может, ты все-таки успокоишься? Она, в конце концов, пытается исправиться.

— Да ну? И сколько времени ты провела сухой, Венди?

— Три недели, — сказала она.

— Господи, да ладно тебе, — сказала я, закатывая глаза. Сколько же мне приходилось слышать клятв, что тот и тот-то начнет жизнь с чистого листа, но не проходило и недели — ну, в крайнем случае двух или трех — как все возвращалось на круги своя. Нарику, который по прошествии трех недель утверждает, что навсегда завязал, никогда нельзя полностью доверять.