«Ближние люди» первых Романовых

До определенного времени в Москве избегали публично говорить о контактах с Войском Запорожским, сохраняя их в тайне, так как это могло быть предлогом для дипломатических столкновений с Речью Посполитой. Впервые о «листах» Богдана Хмельницкого к царю Алексею Михайловичу было объявлено только на Земском соборе 28 февраля 1651 года. На нем царь, бояре и представители чинов рассматривали «письмо» о «литовском деле», где говорили о нарушении «вечного докончанья» с польским королем и обращении Богдана Хмельницкого. Именно тогда в Москве заговорили о возможной отправке в посольстве к казакам не обычных гонцов, а «думных людей». Не исключено, что «лист» гетмана Хмельницкого к боярину Морозову составлен по советам посланника Лариона Лопухина: именно он, как писал гетман Борису Ивановичу Морозову, «изустно поведал, что твоя милость на нас». Иными словами, рассказал о поддержке Морозовым обращений гетмана к царю, а также посвятил гетмана в детали посольской титулатуры.

Гетман Богдан Хмельницкий хорошо знал свой маневр, и его обращение к Морозову появилось не раньше и не позже того времени, когда начался настоящий перелом в делах, приведших к принятию Войска Запорожского «под высокую царскую руку». «Имеючи мы ведомости розные, — писал гетман, обращаясь к боярину Борису Ивановичу Морозову, — что ваша милость ближним великим боярином есте у его царского величества. Тогда прошение наше вносим до вашие милости, чтобы еси заступити за нас до его царского величества изволил, чтобы его царское величество нас из жалованья своего царского не выпущал, понеже мы становимся завсегда слугами его царскому величеству». И, пожалуй, самое главное, что было сказано гетманом Богданом Хмельницким по поводу плана будущих действий: «Желаем того, чтобы он, яко православный християнский царь, на все земли государствовал»[148]. Потом из этих первоначальных намерений выросла знаменитая Переяславская рада 8 января 1654 года о принятии Войска Запорожского «под высокую царскую руку», но контакты Московского государства с «черкасами» еще долгое время оставались тайными. Поддержка боярином Борисом Ивановичем Морозовым этого решения, конечно, была определяющей. Только ему и еще формальному «главе правительства» боярину Илье Даниловичу Милославскому гетман Богдан Хмельницкий передавал отдельные «листы» в Москву.

Решение о начале войны с Речью Посполитой окончательно было принято в узком кругу царских советников во время празднования «государева ангела» 17 марта 1653 года. Царь Алексей Михайлович записал последовательность событий, как долго он обдумывал этот шаг в Великий пост. И даже привел точную дату, когда он решился начать войну в защиту православия, — 14 марта, на память Федоровской иконы Божией Матери. Сорок лет спустя после получения согласия избрания на царство его отца Михаила Романова… Поздравить царя Алексея Михайловича 17 марта собрались патриарх Никон и боярин Борис Иванович Морозов. Именно они больше всех поддерживали уверенность царя в войне за православие. Другими участниками царского «стола» стали бояре князь Борис Александрович Репнин и оружничий Григорий Гаврилович Пушкин — главы «великих посольств» в Речь Посполитую; одно из них состоялось в 1650 году, другое только готовилось, чтобы поставить точку в дипломатической «предыстории» будущей войны.

В то же самое время, 23 марта 1653 года, из Чигирина — другой столицы — гетман Богдан Хмельницкий отправлял своих посланников Кондрата Бурляя и Силуяна Мужиловского. Они снова везли послание гетмана «ближнему боярину» Борису Ивановичу Морозову. Тональность его была особенной, просительной: «смиренно просячи, сию нашу посылаем грамоту». За время после первого личного обращения гетмана к боярину Морозову многое произошло, и гетман Богдан Хмельницкий, видимо, убедился в силе влияния этого придворного на царя Алексея Михайловича. «И челом бьем ниско, — писал гетман, — чтоб ты, господин наш, причиною за нами, прямыми слугами его царского величества, к пресветлому его царскому величеству царю православному быти изволил». Гетман просил боярина Морозова о помощи своим послам, обещая «отслуговать» царю Алексею Михайловичу и его ближнему человеку[149].