«Ближние люди» первых Романовых

Документальные следы этой дипломатической миссии все-таки позволяют увидеть выдающуюся роль боярина Бориса Ивановича Морозова в текущих дипломатических делах. По возвращении в Брест, где находились гетман Павел Сапега с другими сенаторами, Самуил Гладовицкий отправил два письма ближнему царскому советнику, прекрасно разобравшись, через кого из бояр надо было действовать, чтобы быстрее донести до царя Алексея Михайловича необходимые сведения: «Ясневелеможный мне зело милостивый господине Борис Ивановичь Морозов, мой зело милостивый господине и милостивой благодетелю, первый ближний боярин его царского величества»[153]. Дальше следовали детали дела, из которых видно, что посланец гетмана Сапеги действовал уже в полных интересах царя Алексея Михайловича. Но служба эта не была бескорыстной. Еще перед самым приездом в царскую ставку Самуилу Гладовицкому передали 800 рублей[154].

Отрабатывая выданное жалованье, Самуил Гладовицкий сообщал боярину Морозову важные новости, услышанные им по возвращении в Брест. Например, о смерти прежнего гетмана Януша Радзивилла, с которым начиная со Смоленской кампании 1654 года воевали московские войска. Гетман Радзивилл был загнан в капкан Кейданских соглашений со шведами, разрушивших политическую самостоятельность Великого княжества Литовского в 1655 году. Литовской шляхте приходилось выбирать, кому служить дальше, если они не хотели подчиниться шведам. А выбор был между находившимся в изгнании в австрийских землях польским королем Яном Казимиром и наступавшим во всей мощи своих сил московским царем. Так преемником Радзивилла стал гетман Павел Сапега, имевший ставку в Бресте и тоже обсуждавший с царем Алексеем Михайловичем возможные союзные действия через Самуила Гладовицкого. Не случайно посланник Сапеги упоминал имена людей, готовых служить царю Алексею Михайловичу. «Инвестиция» в информатора вполне оправдалась еще и последующей посылкой Самуила Гладовицкого из Бреста для встречи с королем Яном Казимиром. О своих переговорах с польским королем Гладовицкий обещал держать в курсе боярина Бориса Ивановича Морозова, и он исполнил свое обещание. И это только один из многих эпизодов участия в «тайных» царских делах боярина Морозова во время государевых походов. Но эпизод вполне показательный, чтобы понять роль первого дворового воеводы в царском окружении.

Победы под Смоленском и Вильно вернули боярину Борису Ивановичу Морозову положение при дворе. 17 марта 1656 года, в день царского ангела, был большой «стол», на котором принимали патриарха Никона и царевичей: касимовского — Василия Араслановича и сибирских — Петра и Алексея Алексеевичей. Борис Иванович Морозов был первым приглашенным боярином. Но еще важнее была возвращенная ему привилегия участия в действе на Вербное воскресенье, когда он «под патриархом водил осля»[155]. Так патриарх Никон и боярин Морозов показали всем, что один остается главой Церкви, а другой — первым «ближним человеком».

18 апреля, на «столе» по случаю именин царицы Марии Ильиничны, случилось еще одно значимое событие, связанное с приемом антиохийского патриарха Макария. Среди приглашенных были патриарх Никон, родственники царицы — оба дворовых воеводы Борис Иванович Морозов и Илья Данилович Милославский, доверенный человек Морозова окольничий Богдан Матвеевич Хитрово. В тот же день у царя на отпуске были посланники польского короля, царю надо было еще раз обсудить планы предстоявшего выступления в поход в 1656 году и начало войны со Швецией[156]. Но у этого «именинного» приема была другая малозаметная подоплека, связанная с начинавшейся ссорой царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном.

В Москве еще не оправились от потрясений чумного времени и огромной убыли людей. В моровое поветрие, на кремлевском дворе самого боярина Бориса Ивановича Морозова умерло 343 человека, а осталось только 19 человек[157]. Мор казался наказанием за отступление от старой веры. Патриарх Никон, уехавший тогда из Москвы, не увидел направленного против него чумного бунта. Доверие царя Алексея Михайловича к патриарху оставалось прежним, именно патриарх увез царскую семью из Москвы, где свирепствовала чума. Патриарх Никон стоял рядом с царем, окропляя святой водой уходившие из Кремля войска в поход на Смоленск в мае 1654 года, встречал царя, возвращавшегося с победами в Москву. Но его влияние на царя Алексея Михайловича явно падало во время отсутствия царя в государевых походах 1654–1656 годов, чего не скажешь о постоянно находившихся с царем «ближних людях».