Близкое и далёкое

  Педро чуть не плакал, когда гибкая плеть гуляла по спине капитана, оставляя кровавые полосы. Сам же Рамирес не издал ни звука.

  Не сказал он ни слова и тогда, когда его голова лежала на плахе. Долорес в последний раз посмотрела на капитана. Его взгляд по-прежнему был горд и ясен.

  "Простите, капитан! Я обещала… Я не хотела Вас обманывать…"

  Рамирес бесстрастно глядел, как палач заносит над ним топор…

– Стойте! Не троньте его! – громом вдруг прогремел голос короля.

  Палач, а вместе с ним и толпа в удивлении уставились на балкон, где сидел Его Величество.

– Под страхом смерти запрещаю вам причинять ему вред, – продолжал тем временем король. – Ибо капитан Антонио Фернандо Рамирес невиновен! Я желал проверить, насколько правдивы слухи о Вашем мужестве, сеньор Антонио. Теперь же я точно знаю, что у Вас храброе сердце. Поднимайтесь, Вы свободны.

  Немая сцена сменилась возгласами восхищения. Толпа принялась громко выкрикивать приветствия в адрес капитана, всё ещё не до конца осознавшего, что происходит.

– Лицемеры! – проговорил Педро, как только немного оправился от приступа бурной радости. – Только что глумились, а теперь дифирамбы поют.

  Капитан на эти приветствия сухо ответил:

– Благодарю. Несколько неожиданно с вашей стороны.

– Я бы так вежливо не выразился, – сказал Педро Фелисе.

– Я тоже, – согласилась с ним девушка.

  "Получилось! Всё получилось! – Долорес едва не прыгала от радости. – Спасибо, милая, добрая донья Марисоль! Спасибо!"

  Как будто во сне девочка слышала, как Его Величество объявил сеньора Алькантару гнусным клеветником и приказал высечь у позорного столба, видела умоляющий взгляд несчастного, устремлённый на царственного друга, видела, как Рамирес сошёл с помоста и направился к родным, которые тянули к нему руки.

– Пойдём домой, Долорес, – Фелиса дёрнула девочку за руку, опасаясь, как бы сестра на радостях не выдала тайны. – У нас много работы.

  Долорес молча пошла за ней. Ещё долго ей слышался свист плети, вопли дона Гильермо и крики из толпы: "Позор! Позор!".

– Фелиса, что у вас случилось? Какая-то женщина из комнаты кричит: я король, – и требует, чтоб её выпустили.

– Это моя подруга. Подхватила лихорадку – уже сутки как в бреду мечется.

– Какой ужас! Бедняжка!

  Назавтра весь город только и судачил о том, почему вдруг сеньор Алькантара впал в немилость. Вслух говорили, что дон Гильермо потерял стыд настолько, что Его Величество был вынужден пожертвовать дружбой, а шёпотом – что у короля появился другой любимец, который громче и слаще поёт дифирамбы его царственной особе.

  Те, кто были ближе ко двору, удивлялись также, отчего Его Величество в тот вечер повёл себя несколько странно – вместо того, чтобы, по своего обыкновению, отправиться в комнату какой-нибудь из фрейлин, уединился в своих покоях с книгой в руках.

  Однако ближе к вечеру и тех, и других ждала ещё большая неожиданность. Король публично признался в своей причастности к загадочной смерти отца и брата. И даже показал склянку с ядом, с помощью которого расчистил себе путь к трону.

  "Они приходят ко мне во снах. По ночам я как будто слышу их голоса. Я не в силах больше этого выносить. Поэтому я отрекаюсь от престола. Иного выхода, как уйти в монастырь, я не вижу. На своё место я назначаю достойного человека знатного рода…"

  Но что это? Король назначил вместо себя племянника, которого откровенно ненавидел, и которого скорей ожидали лицезреть на плахе, нежели на троне.

  Но больше всех людей удивило, что отрекшийся король очень спешил с коронацией своего преемника, назначив её на завтра.

  Утром четвёртого дня "лихорадка" у сеньоры Беатрис прекратилась, к великому облегчению Фелисы, Долорес и всех соседей, которые теперь могли не опасаться заразы. Для самой сеньоры Рамирес возвращение в своё тело было великим счастьем.

– Эти три дня стали для меня сущим кошмаром, – рассказывала она Фелисе. – Я едва передвигала грузное тело Его Величества. Теперь уже бывшего.

– Говорят, он не слишком-то знает меру в пище.

– Никакой, милая Фелисидад. Точно так же, как и в вине, и в женщинах. Новый король – полная ему противоположность.

– А это правда, сеньора, – Фелиса не удержалась от вопроса, – что теперь уже бывший король отравил отца и брата?

– Абсолютная. Я всю ночь искала доказательства. И я их нашла. Иначе не стала бы понапрасну на него наговаривать.

– Боюсь, теперь он будет в ярости. Скажет: я сам не понимал, что говорил, меня околдовали.

– Сказать он так может, – ответила Беатрис. – Только доказательства его вины слишком явные. Кроме того, коронация нового короля уже состоялась… Я так счастлива, что всё самое страшное, наконец, позади. Я вам очень благодарна за всё!