Читаем Близнецы на вкус и ощупь (СИ) полностью

— Уймёшься, идиот? Я тебя таким больным только в лето с Меридой видел!

— Что, блять, за Мерида опять?

— Ты совсем усох в мозгах что ли? Я тебе утром сказал! Добавляю: я проиграл ей в шахматы в Норе, а ты победил. Ходил гордый целый вечер, как петух, а потом слёг в любовной лихорадке. Ты бы точно такое не забыл, ты же никогда не побеждаешь в шахматах.

— Да не было такого. Я действительно никогда не выигрывал ни у кого в шахматы, — пробубнил Джордж с пола.

— Постой… — сказал вдруг Фред, осознавая кое-что. Он слез с брата и подтянул его на ноги за шиворот.

Парни стояли друг напротив друга пыльные, с кровоточащими губой и носом, и выглядели так же плохо, как если бы выпали из Форда, который только что поколотила гремучая ива. — Ты что… наложил на себя «Обливиэйт»?!

Наступившая тишина была такой острой, что можно было бы решить, что мир за дверью перестал существовать.

========== Часть 24. Хогсмид-дейтинг. Финита ля трагедия ==========

Комментарий к Часть 24. Хогсмид-дейтинг. Финита ля трагедия

ЭТО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОТНОСИТСЯ КО ВСЕМ ЧАСТЯМ “ХОГСМИД-ДЕЙТИНГА”.

Дорогие читатели,

сейчас будут важные события, поэтому если вы не читали прошлые части, и вас интересует фик целиком, то БУДУТ СПОЙЛЕРЫ. Пожалуйста, читайте фик последовательно, если вам интересен сюжет.

Это последняя глава “Хогсмид-дейтинга”.

— А что ты вообще помнишь с того лета?!

Джордж рассказал. Ни Мериды, ни тенниса, ни шахмат, ни Билла в его воспоминаниях не было.

— Почему я раньше не заметил, — Фред обреченно опустился на пол, обхватив голову руками и пропуская волосы сквозь пальцы. — Я думал, ты просто решил закрыть тему и никогда о ней не вспоминать.

— Хочешь сказать, я в четырнадцать владел «Обливиэйт»? — Джордж сел напротив, прислонившись спиной к стеллажу, который неудобно вонзился полкой меж ребер.

— Кто ж теперь узнает.

Поедающие Джорджа изнутри черви никак не вытравливались. Нужна была хоть какая-то передышка и, казалось бы, — здесь, в спокойной комнатке наедине с лучшим другом — она и происходила, но мимолётный наблюдатель упустил бы, как в действительности нарастало отвращение ко всему, что испытывало каждое из пяти чувств тела молодого парня, рассчитывавшего на самый прекрасный вечер в этом году. Ворохом громоздились проблемы одна на другой, придавливая каждую из нижележащих сильнее, до стиснутых зубов, сдерживающих рвущийся наружу крик.

— Это совершенно неправильно, Джо, большой риск! Ты был будто помешан на ней. Ужасное безрассудство — накладывать чары в таком состоянии! — Фред разволновался. На уроке чар он не клевал носом и хорошо знал теорию. Мерлин знает, чем это мероприятие могло бы обернуться, отшиби себе брат мозги как-то поглобальнее.

— Видимо, мне было слишком плохо. Но ты должен снять с меня это заклинание, — сказал Джордж убеждённо после нескольких секунд мучительного перекатывания железных шаров в голове. — Если я кого-то любил, мне кажется важным это вспомнить. Потому что сейчас я способен только на похоть.

Парень ненадолго поднял глаза, пытаясь уловить, понимает ли его брат, и в тайне надеясь, что тот тоже живёт, не ведая, в этой западне.

— Я назвал… Мидуокер любимой по образу из какой-то драматической книженции, но я без понятия, что это значит, — Джордж с усилием выдавил из себя фамилию вместо привычного имени, словно пытаясь этим отгородить её от всего звучащего в комнатке. Руки задрожали, и парень сцепил пальцы, чтобы скрыть это. — Наверное, меня заразил жар, с которым она произносила это слово, когда говорила о тебе… И я тоже захотел стать частью чего-то большого, прикинуться, что я такой же.

Наследив грязными ботинками, по душе Фреда пробежала тревога. Одно дело — читать слюнявые записки, подкинутые в сумку, другое — когда брат констатирует, воочию пронаблюдав, чьи-то чувства такой силы, что едва помещаются в слова.

— Давай снимем это заклинание, но не сейчас. Вдруг что-то пойдет не так, а сегодня всё наперекосяк, — в словах Фреда определенно был толк. Играть с судьбой сейчас не захотела бы даже профессор Трелони, которая любила решать все проблемы нахрапом.

— Пожалуй, ты прав. Можно завтра. В Выручай-комнате.

— Годится.

Джордж опять уставился на свои носки.

— Но я всё равно не знаю, как простить тебе Холлу. Поэтому после Выручай-комнаты я, пожалуй, перееду в другую спальню.

Горькое выражение исказило лицо брата-близнеца. До только что произошедших событий он считал, что самая его большая проблема — это скучный вечер с навязчивой хаффлпаффкой. Но тот бы кончился через пару часов, а вместо этого нелепейшее стечение обстоятельств разрушило узы с самым близким, если не сказать единственным, близким человеком на планете.

— А ты думаешь, я хотел бы такого конца? Способен был сделать это специально? — голос Фреда сам собой взлетел до высоких нот.

— Не знаю, чего ты там хотел, но я не могу… Это выше моих сил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство