Дорогая Хелен!
Странное письмо пишу я тебе – наверное, самое странное из всех, какие писала в жизни и подобное которому мне едва ли придется писать еще когда-нибудь, если мои планы осуществятся! Хотелось бы изложить все ясно и убедительно. Хотелось бы, чтобы ты не стала ненавидеть или жалеть меня из-за того, что я собираюсь сделать. Какой-то своей частью я сама себя ненавижу – той частью, которая понимает, что своим поступком я навлеку позор на мать, на Стивена и на Прис. Хотелось бы, чтобы ты сожалела о нашем расставании, но не ужасалась обстоятельствам моего ухода. Чтобы вспоминала меня с теплотой, а не с болью. Твоя боль не поможет мне там, куда я ухожу. Но твоя теплота поможет моей матери и брату, как уже помогла однажды.
Если кто-нибудь станет искать причины моего поступка, хотелось бы, чтобы их нашли во мне и в моей странной натуре, из-за которой я оказалась в таком противоречии с миром и его устоями, что не смогла найти в нем места, где смогла бы жить спокойно и счастливо. Так было всегда, и ты, разумеется, знаешь это лучше, чем кто-либо. Но ты не знаешь, какие видения мне были, не знаешь об иной, прекрасной жизни, которая открывается передо мной! К ней меня привела одна чудесная, странная девушка. Тебе станут рассказывать о ней дурное, представят ее существом низким и заурядным, а мое чувство к ней чем-то непристойным и извращенным. Но ты поймешь: в нем нет ничего непристойного. Это просто любовь, Хелен, просто любовь!
Я не могу жить без нее!
Мать всегда считала меня своенравной. И
Я рада, Хелен, что у тебя есть мой добрый брат.
И далее подпись. Цитата мне нравится, но писала я ее со странным чувством, думая: в последний раз я цитирую чужие строки. Ибо с той минуты, как Селина придет ко мне, я начну жить собственной жизнью!
Когда же она придет? Сейчас двенадцать. Ночь, неистовая с самого начала, ярится все пуще. Почему бурное ненастье всегда усиливается к полуночи? Селина в своей камере не слышит диких завываний ветра. Буря застигнет ее врасплох, закрутит, истреплет, измочалит – а я не могу ничего для нее сделать, только ждать. Когда же она придет? Сказала – перед рассветом. Сколько еще до рассвета? Шесть часов.
Надо выпить лауданума, – возможно, тогда она легче найдет путь ко мне.
Надо поглаживать пальцами бархотку – она сказала, бархотка притянет ее ко мне сквозь тьму.
Час пополуночи.
Два пополуночи – еще час прошел. Как быстро он минул здесь, на бумаге! Но я словно целый год прожила.