Эти назначения и перемещения — свидетельство того, что полемика была серьезная, с уступками, компромиссами и маневрированием. Старая команда и ЦК сцепились не на шутку, что-то у сталинцев получилось отвоевать, исполнительную и законодательную власть они оставили за собой, Президиум ЦК КПСС стал полностью их, сохранили кое-какие позиции в Секретариате, но стратегически проиграли.
Теперь Никита Хрущев мог формировать вопросы и повестки, опираясь на большинство в ЦК, выносить их на Секретариат, потом на рассмотрение в Президиум, и, также опираясь на ЦК, готовить решения по этим вопросам. А в ЦК большинство уже было у него, вернее, он и был ставленником большинства ЦК. По Уставу, ЦК — высший орган власти в партии между съездами.
Это была высшая власть, по сравнению с которой любая исполнительная власть — пустяк. Глава Правительства и Председатель Президиума Верховного Совета были членами партии, поэтому они решения ЦК обязаны были исполнять. Не исполнят — завтра они уже никто.
Никто из старой команды добровольно, решив в кулуарах, на это не пошел бы. Лечь добровольно под Никиту для таких зубров, как Маленков, Ворошилов, Молотов, Каганович, Берия, Булганин — это было невозможно. Объяснение, что они его считали безвредным дурачком, поэтому сами над собой поставили — это глупость. Страной во время войны и восстановления хозяйства руководили не цирковые коверные, чтобы таким заниматься.
Ну, еще такая «мелочь», совсем «мелкая»: МВД отдали Л. П. Берия, но курировать от ЦК министерство поручили Игнатьеву.
Судя по масштабным изменениям в руководстве ЦК КПСС, Пленум даже не один день проходил, он, скорее всего, начал работу еще до 6 марта, до официального объявления о смерти Иосифа Виссарионовича.
И, наконец, самое главное, что было странным в «дачной истории» — никто не стал рвать охрану за бездействие. Халатность там в глаза бросалась. В любом случае возбуждение уголовного дела и начало расследования по факту смерти Сталина были необходимы в той ситуации. О том, что Никита Сергеевич надиктовал для своей книги, будто охрана нашла Иосифа Виссарионовича лежащим без сознания, позвонила Игнатьеву, Игнатьев — Маленкову и Берия, те приехали, посмотрели, сказали, что Сталин спит и уехали… Ну, это смешно. Всё, что говорил Никита — либо вообще никогда не было, либо происходило ровно обратное. Боялась ли охрана Сталина, сам ли он им приказал его не тревожить — это всё в рамках следствия выяснению подлежало. Отсутствие уголовного дела по факту смерти Вождя — необъяснимо. Если только «дачной истории» придерживаться. Больше того, халатность охраны сразу подвешивала в воздухе Игнатьева, который за эту охрану отвечал.
И стороны сразу же после похорон Вождя сцепились в схватке. Разумеется, решающим фактором, который мог изменить расстановку сил, было обстоятельство смерти Сталина. Если получилось бы установить, что к этой смерти причастны люди прорвавшиеся в Секретариат ЦК, подтвердить это уликами, и вынести этот вопрос на Пленум, то там антисталинское большинство испугалось бы и отшатнулось от своих ставленников.
Расследованием был обязан заняться Лаврентий Павлович, как министр МВД. Поставим себя на его место, попробуем представить, что он, как опытный оперативник, должен был предпринять, если моя версия об обстоятельствах смерти Сталина верна.
Ему сразу же нужно было определиться со свидетелями по делу. Установить, кто мог точно знать, что случилось в кремлевской квартире, умер ли Сталин от инсульта или был убит. Свидетелей три группы: посетители Сталина в ту ночь, охрана, врачи. Только они видели Вождя до прибытия членов Президиума, соратников. Охрана не присутствовала в кабинете, когда там были посетители, она не знала, что там произошло. Посетители — лица в данной ситуации — главные подозреваемые, а не свидетели. И врачи — что они увидели, прибыв по вызову?
Лаврентий Павлович не мог не заметить, что врачи были чем-то очень сильно напуганы, поэтому, он 2 марта старался их успокоить и ободрить, А. Мясников вспоминал:
«Имейте в виду, — сказал он, — что партия и правительство вам абсолютно доверяют, и все, что вы найдете нужным предпринимать, с нашей стороны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи.»
Еще раз, если я не ошибаюсь насчет смерти Сталина 2 марта в квартире, то расследование должно было начаться именно с врачей. Ситуация несложная для любого, даже неопытного следователя. Врачей, как свидетелей, нужно было разговорить. Они не могли быть убийцами — им-то лично смерть Сталина ничего не давала. В ней другие фигуры были заинтересованы. А заговорить врачи могли только если бы были уверены в собственной безопасности. А какая уж тут безопасность, если их коллеги сидели по камерам по «делу врачей»?!