Блок 11. Выхода нет

— Тише, тише… — вмешался Моше. — Выбрать Мириам предлагал не он, а Алексей. Я тебя уверяю, что никто из нас остальных его в этой затее не поддержал бы. Мы не животные, хотя вам, немцы, хочется считать нас таковыми. Вы пытаетесь превратить нас в животных, но пока что у вас ничего не получается.

— Ну так что, вы согласны? — спросил Отто. — Давайте выберем Пауля — думаю, всем понятно почему.

Не дожидаясь ни от кого ответа, Отто направился к двери.

— Ну–ну, давайте, позовите коменданта и скажите ему, что вы решили отправить на расстрел меня… — усмехнулся Хаузер.

— Именно так мы и сделаем, — ответил ему Отто, уже почти подойдя к двери.

— Один момент! — вмешался Берковиц. — Один момент!

— Что такое? — сердито спросил у него Отто.

— Давайте порассуждаем, — сказал финансист. — Давайте учтем все нюансы. Посмотрите на него, — Берковиц показал на Пауля.

— Посмотрели — ну и что?

— Посмотрите на него внимательно. На нем кожаная куртка — мягкая и теплая. Кто–нибудь из вас видел что–нибудь подобное здесь, в лагере? Моше, к тебе этот вопрос не относится. У тебя такая куртка, возможно, даже и была, да?

Моше отрицательно покачал головой.

— Во–первых, мне никогда не удалось бы достать лично для себя нечто подобное. Во–вторых, даже если бы и удалось, я не смог бы расхаживать по лагерю в такой одежде. Эсэсовцы меня за это тут же пришибли бы.

— Это верно. Вернемся к Паулю. Ест он, насколько я вижу, более чем досыта. Посмотрите, какой он упитанный. И какой румяный. А обут он ни во что–нибудь, а в добротные ботинки.

Даже в тусклом свете лампочки по внешнему виду бывшего офицера СС можно было заметить, что в лагере он находится на привилегированном положении.

— Молодцы! — радостно хмыкнул Пауль. — Вы начали кое–что понимать.

— Ну и что из этого, Берковиц? — нетерпеливо спросил Отто. — Мы попусту теряем время.

Моше подошел к двери и положил ладонь на руку «красного треугольника», чтобы не позволить ему постучать в дверь.

— Берковиц прав, Отто. Почему, по–твоему, у Пауля такая куртка и почему он, по–видимому, каждый день ест маргарин?

— Не знаю. Я… — Отто растерянно запнулся.

На устах Пауля появилась вызывающая улыбка:

— Ну–ну, смелее. Зовите коменданта. Я жду.

— Не думаю, что это была хорошая идея. Ведь очевидно, что здесь, в лагере, Пауля есть кому защитить…

— Браво, еврей, ты попал прямо в точку. Ваша раса хотя и, конечно же, слабая, но сообразительная. Вы и в самом деле думаете, что Брайтнер расстрелял бы меня, арийца, офицера СС, у которого отец генерал–майор и близкий друг Вильгельма Кейтеля, и оставил бы в живых вас, евреев? Как, по–вашему, он смог бы оправдаться за такой поступок перед Берлином? Он и так уже под колпаком за свое воровство, а потому не может позволить себе совершать другие рискованные шаги.

— Но он же засадил тебя в этот барак, к нам… — попытался возражать Отто.

Пауль фыркнул с таким видом, как будто речь зашла о каком–то пустяке.

— Он просто пытается меня немного припугнуть. Возможно, он хочет со мной договориться. Однако заходить слишком уж далеко он не посмеет. Это было бы для него чересчур опасно.

Отто с задумчивым видом отошел от двери и вернулся к столу.

Пауль проводил его взглядом.

— Если бы вы позвали обершарфюрера, что, по–вашему, затем бы произошло? Комендант приказал бы расстрелять меня и оставить в живых вас девятерых, или же…

Воцарилась тишина. Заключенные задумались над тем, как могли бы развиваться события. В лагере ничто никогда не происходило так, как вроде бы должно было происходить. Эсэсовцам нравилось вводить заключенных в замешательство. При отборе заключенных, которых надлежало отправить в крематорий, составлялись перечни номеров таких заключенных, но иногда к этим перечням ни с того ни с сего добавлялись номера и некоторых из тех, кого изначально планировалось оставить в живых. Häftlinge никогда толком не знали, что у эсэсовцев на уме, и подобное отсутствие какой–либо определенности еще больше подрывало их моральный дух.

— Ну и ладно! — сердито воскликнул Отто. — Как бы там ни было, нам нужно принять какое–то решение. Время идет очень быстро.

— Нет, давайте не будем торопиться, — сказал Моше. — На твой побег нам наплевать. Ты и твоя партия не сделали для нас ровным счетом ничего. Вы думаете только о приближающихся русских и о том, что произойдет после окончания войны. А крематории тем временем вовсю дымят.

— Еще, наверное, нет и девяти вечера, — сказал Берковиц. — В нашем распоряжении еще довольно много времени. Давайте подождем.

Из темной части барака донеслись какие–то звуки. Мириам поспешно пошла проверить, как себя чувствует Ян. Старик дышал с большим трудом. Мириам попыталась уложить его поудобнее. Пощупав ладонью его лоб, она затем подошла к имеющимся в прачечной кранам и смочила край одежды каплями воды, которые в этих кранах еще оставались. Вернувшись к старику, она приложила влажную ткань к его лбу. Ян ей улыбнулся.

— Спасибо…

Другие заключенные молча наблюдали за этой сценой. Потом первым заговорил Яцек:

— Таким образом, мы вернулись к тому, с чего начали.

Остальные смущенно отвели взгляд в сторону.