Блок 11. Выхода нет

Все заключенные уже так устали, что, не сговариваясь, решили прилечь отдохнуть. Иржи лег прямо на деревянный пол, а другие, выбрав несколько одеял, расстелили их на полу и улеглись.

— Я думаю, что… — начал было снова говорить Моше, однако закончить фразу он не успел.

Неожиданно взревевшие сирены наполнили все вокруг своими пронзительными звуками, от которых, казалось, вот–вот лопнут барабанные перепонки.

— Сейчас начнется бомбежка! — воскликнул Моше.

Феликс уснул, положив голову на сплетенные руки. Брайтнер задумчиво смотрел на шахматную доску и одновременно ласково гладил мальчика по светлым волосам.

— Видишь, Феликс, что происходит, когда отсутствует дисциплина, — сказал он, хотя сын его не слышал. — Когда кажется, что противник одерживает верх, начинается паника. Кто–то пытается спасти самого себя и тем самым только помогает противнику выиграть. А следовало бы сопротивляться всем сообща, — Брайтнер показал на белых восемь пешек, — чтобы дать достойный отпор или по крайней мере свести собственные потери к минимуму.

Открылась дверь, и в комнату зашла Фрида. Увидев, что ребенок уже уснул, она улыбнулась.

— Я уложу его в кровать… — тихо сказала она мужу.

— А я тебе помогу, — ответил тот.

В этот момент вдруг взвыли сирены. Комендант прижал к себе сына, инстинктивно пытаясь его защитить. Фрида уставилась на мужа округлившимися от испуга глазами.

— Вряд ли они прилетят именно сюда, — сказал ей Брайтнер. — Так что не переживай.

Вой сирен разбудил Феликса: он раскрыл слипающиеся от сна глаза.

— Папа…

Тут он, видимо, вспомнил о шахматах, а потому взглянул на доску с расставленными на ней фигурами и пробормотал:

— Наша партия…

— Мы доиграем ее завтра, не переживай. А сейчас я уложу тебя в постель.

Завывания сирен становились все более и более пронзительными. Брайтнер зажал ладонями уши сына.

— Не бойся, — прошептал он ему. — Это все ерунда. Скоро закончится. Спи.

Полночь

Барак, в котором томились восемь заключенных, наполнился радостными криками.

— Они прилетели, прилетели! Что, проклятые немцы, теперь и вам тоже страшно, да?

Иржи, снова запев фальцетом «Ich bin die fesche Lola», стал расхаживать, виляя задом, по всему бараку, как будто он находился на огромной театральной сцене. Моше протянул к нему руки, и они начали, кривляясь, танцевать на деревянном полу, скрипевшем при каждом их шаге.

— Давайте! — завопил Отто. — Давайте, разбомбите тут все! Да здравствует товарищ Сталин, да здравствует товарищ Ленин, да здравствует коммунистическая партия!

— Да здравствует товарищ Черчилль! — крикнул в тон «красному треугольнику» Моше.

Элиас наполовину отдернул одеяла, закрывавшие окно, и, осторожно выглянув наружу и посмотрев вверх, попытался разглядеть в темном ночном небе самолеты. Даже Мириам и та поддалась этому странному всплеску радостного возбуждения.

— Сбрасывайте бомбы! Сбрасывайте бомбы, чтобы от крематориев не осталось и следа! — крикнул Моше.

Несколько минут спустя эйфория начала ослабевать. Гул самолетов стал отдаляться, а лагерные сирены завывали уже не так оглушительно.

— Куда же они летят? — громко возмутился Отто, намереваясь высунуться в окно.

— Будь поосторожнее, — предостерег его Моше. — Немцы сейчас, наверное, нервничают, и они могут открыть огонь из–за малейшего пустяка.

— Самолеты улетают… — констатировал Элиас.

— Эй, вы, вернитесь! — крикнул Отто.

— Видать, сегодня они летели не к нам, — сказал Моше, не скрывая разочарования.

— Они полетели бомбить Силезию, — пояснил Пауль, подходя чуть ближе. — К нашему счастью, — добавил он. — Вы и сами не понимаете, что орете. Если бы они стали бомбить крематории, то много бомб упало бы и на остальной лагерь. Вы что, этого не осознаете?

На губах Моше появилась бесшабашная улыбка.

— Ну и что? Главное — это что они разрушили бы крематории. А на все остальное наплевать!

— На все остальное наплевать! — повторил Иржи. — К черту всех немцев и все их железные кресты!

— Как бы там ни было, они уже улетели совсем в другое место, — произнес Пауль. — Уж если кому–то на что–то наплевать, так это им на вас. Я — военнослужащий, и я знаю, как рассуждают военные. Любые военные — и на этой стороне, и на той, и коммунисты, и национал–социалисты, и капиталисты — рассуждают одинаково. Главная задача заключается в том, чтобы разрушить промышленные объекты, на которых изготавливается оружие. Без оружия войну вести невозможно. Без оружия враги тебя не убьют. Чтобы добраться аж сюда, этим бомбардировщикам пришлось пролететь две тысячи миль над вражеской территорией. Вы считаете, что их командование стало бы рисковать своими летчиками ради того, чтобы спасти каких–то там гражданских лиц?

— Десятки тысяч гражданских лиц… — заметил Моше.

— Для военных гражданские это всего лишь одна из помех, мешающих проведению боевых операций. Вот здесь ты, а там — вражеский солдат. Все остальное — Scheiße.

Эти высказывания Пауля возымели свой эффект: эйфория среди заключенных закончилась так же быстро, как и началась.