Блок 11. Выхода нет

Брайтнер взял фотографию, которую ему дал обершарфюрер, и положил ее рядом с фотографией, которую он только что отыскал. Он долго и скрупулезно рассматривал их обе, сравнивая одну с другой.

Белокурые волосы, заплетенные в косы, голубые глаза, улыбка.

Тут не могло быть никаких сомнений: на обеих фотографиях одна и та же девочка.

Комендант удивленно хмыкнул.

Затем он положил в папку рядом с лежащей там фотографией и ту фотографию, которую ему дал обершарфюрер, и запихнул папку обратно в ящик. Его позабавило данное совпадение: судьба неизменно время от времени подбрасывала ему сюрпризы.

Размышляя об этом — весьма необычном — стечении обстоятельств, он повернулся к шахматной доске.

3 часа ночи

— Ну и что мы теперь будем делать? — Яцек, подкрепившись горячей похлебкой, стал нервно бродить взад–вперед по освещенной части барака. — У нас остается не так уж много времени. Нам нужно принять решение.

Остальные заключенные — Иржи, Моше, Берковиц, Пауль, Отто — старались не встречаться с Яцеком взглядом. Мириам, находясь по другую сторону развешенной на веревках одежды, ухаживала за умирающим мужем.

— Ну, что скажете? Ты, Отто?

«Красный треугольник» отвернулся. Яцек решительно подошел к нему.

— Отто! — Капо схватил «красного треугольника» за руку и заставил повернуться к себе. — Не ты ли несколько часов назад хотел закончить все это как можно быстрее? Не ты ли торопился осуществить свой план побега?

Отто покачал головой:

— Оставь меня в покое.

Он резко дернул рукой, пытаясь ее высвободить, но Яцек не выпустил.

— Ты что, не понимаешь? Если мы не примем никакого решения, комендант прикажет убить нас всех. Твой побег станет невозможным, а побег твоих товарищей — бесполезным…

— Оставь меня в покое, я тебе сказал!

Яцек начал очень сильно нервничать.

— У нас теперь появилась возможность кого–то выбрать. Элиас лежит вон там, он уже почти мертв. Ему уже точно не выжить. Нам нужно торопиться, пока он не…

Он не успел договорить: Отто вдруг с размаху дал ему такую сильную пощечину, что он повалился наземь.

— Заткнись! — рявкнул «красный треугольник».

Яцек, лежа на полу на спине, отполз немного назад и затем потер ладонью щеку, по которой его ударил Отто.

— Вы идиоты! — проворчал он, поднимаясь на ноги и отходя в сторону. — Нас ведь могут убить всех…

Мириам ухаживала за своим агонизирующим мужем как могла. Элиас лежал на одеялах, уже успевших пропитаться его кровью. Его лицо было несимметричным: от полученных ударов правая часть превратилась в бесформенную кровавую массу. Глаз вывалился из орбиты и удерживался теперь только глазным нервом. Раввин издавал жуткие хриплые звуки. Его легкие не хотели останавливать свою работу и продолжали всасывать кислород и гнать его в уже умирающее тело. Мириам время от времени проводила по лбу Элиаса куском материи, смоченным каплями воды, еще остававшимися в одном из кранов, которыми была оборудована Wäscherei[78].

Отто прошмыгнул между развешанной на веревках одеждой и подошел к Элиасу и Мириам.

— Что тебе нужно? — спросила у него Мириам, не поднимая на него взгляда.

— Я изучал медицину, — сказал Отто. — Я могу оказать ему помощь.

Он сел рядом с Мириам и пощупал шею Элиаса.

— Пульс у него слабый.

Глаза раввина были потускневшими. Периодически все его тело охватывала дрожь, и тогда он издавал слабый стон.

— Он мучается… — с горечью прошептала Мириам.

— Подожди–ка. У меня кое–что есть.

Из какого–то тайничка под своей одеждой Отто достал простенький тряпичный мешочек и затем вытащил из него шприц с маленькой иглой для подкожных вливаний. Пока он это делал, из–за висевшей на веревках одежды появились Яцек и Моше. Они подошли поближе.

— Что это? — спросила Мириам.

— Морфий. Нам удалось раздобыть его в санитарной части, когда мы готовились к побегу. Мы взяли его на всякий случай — если дело вдруг примет плохой оборот.

— А как тебе удалось это достать? — глаза Яцека вспыхнули. — Такого нет даже у солдат на фронте!

— Мы взяли это в санчасти, я же уже сказал.

— Смотрите! — заорал Яцек, обращаясь к остальным заключенным. — У него есть морфий! Значит, он не кто иной, как доносчик! И вот тому доказательство! Эсэсовцы дали ему морфий на тот случай, если с ним здесь, в бараке, что–то случится!

— Угомонись, Яцек! — сказал Моше.

Капо замолчал. На его лице читались одновременно и гнев, и страх.

Заключенные, еще остававшиеся по другую сторону развешенной на веревках одежды, тоже подошли к тому месту, где лежал Элиас.

Отто взял шприц поудобнее и воткнул кончик иглы в руку раввина. Через несколько минут тот перестал дрожать, дыхание выровнялось.

«Красный треугольник» снова пощупал пульс Элиаса.

— Больше он уже не испытывает мучений. Во всяком случае, мне кажется, что не испытывает.

— А как же теперь ты?.. Твой побег…

Мириам, не договорив, с благодарностью посмотрела на Отто. Тот пожал плечами.

— Можно как–нибудь обойтись и без морфия. Я не смог помочь своему отцу и своему брату, но зато мне, по крайней мере, удалось что–то сделать для Элиаса. А что касается побега… Он, пожалуй, уже не состоится.

— Как сказать, — вмешался Моше. — У нас еще есть время.