Блокадные нарративы

Мы попытаемся показать, что в 1941–1944 годах Берггольц изображала блокадное двумя разными способами. Как в стихах, так и в дневнике поэтесса описывает такие мгновения, когда ей казалось, что она заточена в бесконечном, почти невыносимом настоящем. В то же время тексты, предназначенные для публикации, напротив, содержат своего рода двойную перспективу, позволяющую избегать этого ощущения благодаря тому, что испытания настоящего становятся прелюдией к воображаемому будущему. В этом контексте блокада обретает новое значение: переставая быть жестоким настоящим, она становится героическим прошлым – таким, что надолго останется в человеческой памяти.

Во второй части статьи мы рассмотрим творчество Берггольц после того, как блокада была снята: вопреки ожиданиям это не вызвало в поэтессе того ощущения обновления, на которое она надеялась, – напротив, ей начало казаться, что в этом времени у нее больше нет никаких перспектив. Если в «блокадных» текстах Берггольц образы будущего освобождения города служили границей, отделяющей болезненный опыт прошлого от новой жизни, возможной в будущем, то в текстах второй половины 1940-х годов эта граница между настоящим и прошлым перестает быть заметной: то чувство времени, что представлено в них, больше напоминает те сочинения поэтессы, что были написаны во время блокады, но не предназначались для печати. В них вновь возникает то специфическое чувство дезориентации, связанное с тем, что прошлое вторгается в настоящее, или ощущение статичности времени, когда поэтесса ощущает себя исключенной из привычного хода событий.

Однако в 1950-х годах Берггольц находит иной способ взаимодействия со временем: в автобиографической прозе «Дневные звезды» повествование свободно перемещается между воспоминаниями о детстве и довоенной взрослой жизни, между сегодняшним днем и началом осенних и зимних блокадных дней. Для Берггольц это чувство разрушения границ, разделяющих прошлое, настоящее и будущее, было похоже на то, что она испытывала не только во время блокады, но и во время тюремного заключения 1938–1939 годов. Два последних типа опыта во многом похожи друг на друга: для обоих было характерно ограничение свободы передвижений, лишения и опасности, неуверенность в том, насколько долго будет длиться испытание и чем именно оно закончится. В дневнике блокадного времени Берггольц неоднократно пишет о том, что ее теперешний жизненный опыт похож на предыдущий: как дневник 1939 года, написанный после освобождения из тюрьмы, свидетельствует о том, что она периодически погружалась в поток воспоминаний, возвращавших ее в камеру, так и дневник 1942 года содержит записи, где поэтесса признается, что не может забыть об умирающем в больнице муже. И в блокаде, и в тюрьме время представлялось Берггольц как бесконечное настоящее, из которого невозможно вырваться, однако в некоторые мгновения ей все-таки удавалось выйти за пределы этих привычных временны́х границ.

Блокадное время

Описания блокады в дневниках Берггольц 1941–1942 годов показывают, что поэтесса оказалась в плену настоящего, в котором чрезвычайная опасность, исходящая от окружающего мира, сочеталась с туманным ощущением надвигающейся катастрофы: это время в преддверии апокалипсиса. 13 сентября 1941 года она запишет в своем дневнике: «Умирает все, что было, а будущего нет»[356]. Чуть более недели спустя она зафиксирует, как «сморщилось» ее чувство времени, как почти исчезло предчувствие будущего: «Времени не стало – оно рассчитывается на часы и минуты»[357]. В том же месяце Берггольц напишет цикл из шести коротких стихотворений «Из блокнота сорок первого года», которые запечатлеют эмоциональное состояние того, кто переживает подобные мгновения, – мгновения, когда время предстает утраченным:

Я не дома, не города житель,
не живой и не мертвый – ничей:
я живу между двух перекрытий,
в груде сложенных кирпичей…

Тональность этих стихов смещается от страха к восторгу, чтобы затем смениться отчуждением и бессилием. Они показывают, как отсутствие уверенности в судьбе города и возможности собственного выживания влияет на восприятие времени. Каждое стихотворение выглядит фрагментарным, почти не связанным с другими стихами, и время здесь становится рядом отдельных мгновений в настоящем – упоминания о будущем полностью отсутствуют. Напротив, прошлое упоминается в двух стихотворениях цикла, описывающих испытываемый поэтессой восторг:

Я никогда с такою силой,
как в эту осень, не жила.
Я никогда такой красивой,
такой влюбленной не была…[358]