Хмурый мужчина в неудобном смокинге слегка наклонился к ней, давая понять, что не расслышал ее слов из-за рева толпы & полицейских мегафонов. Она пробурчала ему на ухо что-то вроде
– Мэри-
О господи, ее так туго зашили в платье Душечки, что она едва дышала, платье обтягивало ее, как колбасная кожура, грудь выпирала из выреза, словно вот-вот лопнет от молока; пышный зад покоился на самом краешке сиденья (она не могла нормально откинуться на спинку сиденья, как мужчины, ведь платье разошлось бы по швам). С утра она не способна была ничего съесть, пила лишь черный кофе и глотала таблетки, а потом, уже в лимузине, по-быстрому хлебнула шампанского – прямо из бутылки, которую тайком протащила в лимузин. «Прямо как Душечка, да? Женская слабость».
Теперь она чувствовала себя прекрасно. Ей было легко и весело. Она не умрет, еще долго-долго не умрет. Так она обещала Карло, а Карло ответил таким же обещанием.
Она давно о них не слышала, в этом было что-то зловещее. При ней никто о них не говорил.
Но зачем сейчас думать о таких неприятных вещах? Ее муж, интеллектуал & еврей, рекомендовал ей обойтись без свинячества. Но это не свинячество, а ребячество! Сегодня у нее праздник. Сегодня вечер триумфа Душечки. Ночь Душечкиной мести. Поклонники собрались на Голливудском бульваре и боковых улицах не для того, чтобы мельком увидеть партнеров Мэрилин по фильму, К. и Л., хотя оба они играли замечательно. О нет, вовсе нет! Толпа собралась, чтобы увидеть МЭРИЛИН.
Лимузины приближались к театру Граумана, где должна была состояться премьера. Шум стал оглушительным, сердце толпы пульсировало все быстрее. Там и здесь она стала различать отдельные лица. Не люди, а тролли, подземные создания. Горбатые гномы, нищенки, бездомные женщины с безумными глазами & соломенными волосами. Те из нас, кого по некой загадочной причине наказала жизнь. Уродливые лица, кривые ноги, глаза, мерцающие нехорошим блеском, черные дыры вместо ртов. Она заметила здоровенного жирного альбиноса в вязаной шапочке, натянутой на непропорционально длинную голову; разглядела низенького бородача с моложавым лицом и в блестящих очках – он держал над головой камеру со вспышкой & руки его дрожали. У обочины стояла нарядная миниатюрная женщина со встрепанными волосами морковного цвета & выпученными водянистыми глазами. Она непрестанно щелкала дешевым фотоаппаратом. Рядом лицо, небрежно вылепленное из оконной замазки, косорылое, с неглубокими выемками вместо глаз и ртом, похожим на рыболовный крючок.
Господи, сколько же их! Вдруг в толпе показалась женщина лет за тридцать, знакомого вида, худенькая, привлекательная, в мужской одежде, со сверкающими агатовыми глазами & вьющимися каштановыми волосами, которые выбивались из-под ковбойской шляпы. Она энергично махала рукой. Неужели… Флис? После всех этих лет… Флис? Живая и невредимая? Норма Джин тотчас же очнулась от транса.
– Флис? О Флис! Стойте, погодите! – Норма Джин дернула ручку, но дверь лимузина была заперта; опустила стекло, несмотря на возражения мистера Зет. Возбужденная, забралась к нему на костлявые колени. – Флис! Флис! Встретимся у входа в кинотеатр! – Но поздно, лимузин уже проехал мимо.
Итак, ее, как королевскую особу, торжественно доставили на премьеру. Где у входа в кинотеатр сверкало море огней. Где на тротуаре лежал алый ковер. Кругом гремели аплодисменты, накатывали на нее, словно гигантские волны прилива, когда она, махая рукой, вышла из лимузина. Стояла, улыбаясь своей знаменитой улыбкой с ямочками на щеках, а вокруг скандировали:
– Мэри-
Толпа ее обожала! Люди обожали Принцессу-Блондинку, ведь однажды она умрет за них.
– О, привет! О, я люблю вас! Люблю, люблю, люблю вас всех!