Блондинка

О красавице-Брюнетке говорили, что она шагала от роли к роли, от сцены к сцене, покорно выполняя все требования режиссера, дублей у нее почти не бывало. Что хорошо для режиссера, сойдет для нее. Она крайне редко прочитывала весь сценарий до конца, ее мало интересовали роли, выпавшие на долю ее партнеров по фильму. Она учила свою роль, торопливо считывая реплики с листа, пока ее гримировали или одевали. Она страстно любила азартные игры, у нее был быстрый, ясный & поверхностный ум прирожденного игрока. Тело у нее было идеальное, без роскошного бюста и пышного зада Блондинки-Актрисы. У нее было идеальное лицо с четко очерченными скулами, в форме сердца, с аккуратной ямочкой на подбородке & блестящими черными глазами. При взгляде на это лицо на ум приходил Боттичелли или классическая греческая скульптура. На ум определенно не приходил Голливуд, Калифорния 1960-х и уж тем более городок Грабтаун, Северная Каролина, начала 1920-х. О, если бы я могла стать такой женщиной! Но внутри оставаться собой.

Блондинка-Актриса услышала собственный, по-девичьи ломкий голос:

– Но я актриса! В этом вся моя жизнь!.. Вот почему я так стараюсь. Все лучшее во мне – это прежде всего актриса.

С небрежной усмешкой Брюнетка закурила сигарету – тоже по-мужски, одной рукой, не зажигалкой, а ловко чиркнув спичкой. Выдохнула дым, отчего глаза у Блондинки-Актрисы тут же заслезились, и заметила беззлобно, поучительным тоном старшей сестры:

– Лучшее для кого, Норма? Для поклонников? Для студийных боссов? Для Голливуда?

Блондинка-Актриса ответила:

– Нет! Для… Для всего мира. Для времени. Для всех, кто меня переживет. – Она запнулась, глаза ее расширились, смотрели растерянно и с тревогой. – Для…

Красивые глаза Брюнетки, опушенные длинными ресницами, смотрели так пристально, так соблазнительно. Гипнотически. Блондинка-Актриса дрожала, в голове было пусто. Бензедрин выудил из глубин памяти картину – Гарриет, перед ней Гарриет, сидит & смотрит на нее невозмутимыми темными глазами, а вокруг плавают клубы сигаретного дыма. Моя темная искусительница-сестра. Моя возмутительная сестра.

Брюнетка говорила:

– С чего ты так завелась? Ты же МОНРО! То, что ты делаешь, называется МОНРО. Пусть даже каждый новый твой фильм будет полным провалом, ты все равно останешься МОНРО. На всю жизнь. Будешь МОНРО и после смерти. Эй, ты чего? – Она взглянула на Блондинку-Актрису. Но ведь я пока жива! Я живая женщина! – Никто не способен сыграть блондинку лучше тебя. В кино должна быть блондинка. Была Харлоу, были Ломбард, и Тёрнер, и Грейбл. А теперь есть Монро. Может, ты последняя?

Блондинка-Актриса смутилась. Был ли в этих словах какой-либо подтекст? Ночами ей подолгу не удавалось уснуть, муж-Драматург (надо сказать, в Голливуде к этому загадочному человеку относились с почтительным снисхождением) уехал по ее настоянию в Нью-Йорк, она снова жила одна в Голливуде, будто плавала на айсберге посреди холодного бурного моря; теперь она не только утратила дар четко выражать свои мысли, но и сами мысли стали путаными и обрывочными. Она физически ощущала, как трещит и рвется их тонкая нить. Она устала непрерывно думать и терзаться угрызениями совести; а противоядием этой усталости служили распад & полное безумие & еще пустой стеклянный взгляд Глэдис Мортенсен & Норма Джин все понимала & в то же время отказывалась понимать, таков был секретный подтекст ее жизни.

Возможно, Брюнетка о чем-то догадывалась. Брюнетку страшно тянуло к Блондинке-Актрисе. Очевидно, в ней говорила девочка, некогда жившая с родителями на захудалой ферме в Северной Каролине. Девочка, которую инстинктивно влекло ко всем слабым & убогим – некогда хорошеньким пушистым цыплятам, начавшим терять оперение; теперь по неизвестной причине на них налетали другие куры & клевали их, обреченных, до крови. Жалела она самых маленьких поросят из огромного выводка – неспособные прорваться к сосцам свиноматки, они слабели, хирели & тоже были обречены. Их могли растоптать, даже сожрать другие свиньи… Сколько же их, раненых & несчастных! Хотелось спасти их всех. Когда ты ребенок, хочется спасти их всех.

Брюнетка сказала:

– Голливуд платит деньги. Вот почему мы здесь. Мы те же проститутки, только более высокого класса. А проститутка не склонна вносить в свое ремесло романтику. Скопив достаточно денег, она уходит на покой. Для кино не нужно быть семи пядей во лбу, дорогая. Это тебе не детей рожать.

Детей? При чем тут дети? Блондинка-Актриса смущенно сказала:

– О, мне было бы стыдно такое говорить.

Брюнетка расхохоталась.

– Лично меня в краску вогнать непросто!

Но Блондинка-Актриса не унималась:

– Актерская игра – это ж-жизнь. Не просто деньги. Это… ну, ты понимаешь. Искусство.

Она произнесла эти слова с таким жаром, что ей стало неловко.

Брюнетка сказала как отрезала:

– Чушь! Игра – это игра, ничего больше.