В аэропорту Ла-Гуардия она вышла из самолета первой, едва держась на ногах.
– Мисс Белль? Позвольте вам помочь. – Стюардесса провела ее по наклонному тоннелю.
У выхода стояли двое неулыбчивых мужчин в костюмах с отливом и одинаковых фетровых шляпах. На секунду ее охватила паника: Они что, собираются меня арестовать? Что со мною будет?
Оробевшая Девушка глупо улыбалась. Руки так дрожали, что она едва не выронила сумку с багажом. Сотрудник Секретной службы – тот, что покрупнее, – забрал ее. Ее называли «мисс Монро» и «мэм», но стыдливо и полушепотом, будто боялись, что кто-то их услышит – даже она, вверенная им персона. Нарочито отводили свои полицейские глаза от ее губ цвета фуксии и пышного бюста, словно не одобряя такого зрелища, сволочи бессердечные!
Но она решила, что будет с ними любезна. И, шагая к поджидавшему их лимузину, развлекала своих спутников непринужденной болтовней, как и положено Девушке. Оба они молча шли по обе стороны от нее (эта небольшая процессия привлекла немало озадаченных взглядов, но все тут же отводили глаза). Черная блестящая машина способна была вместить дюжину человек.
– О-о-о! Надеюсь, он у вас пуленепробиваемый? – Она нервно рассмеялась.
Устроилась на мягком заднем сиденье, подоткнула юбку под бедра, взволнованная, надушенная, женщина до мозга костей, а двое телохранителей разместились по обе стороны от нее, у окон. Наверное, Президент распорядился заслонять от пуль и ее тоже, подумала она. Наверное, это часть президентского приглашения.
– Господи, столько внимания! Абсолютный упокой. – Она нервно рассмеялась, чтобы нарушить мужское молчание. – То есть абсолютный покой, вот что я имела в виду.
Джиггз, мужчина с одутловатым лицом, хмыкнул – наверное, изобразил смешок. А может, и нет. Дик Трейси смотрел вперед и не подавал виду, что услышал ее слова.
Она подумала:
Что сказать, она обиделась. Совсем немножко. Потому что они явно не одобряли ни ее кашемирового костюма в сливочно-лиловых тонах из универмага «Сакс», что в Беверли-Хиллз, ни глубокого выреза блузки, ни ее роскошной груди, ни красивых бедер. Ни ног профессиональной танцовщицы. Открытых лодочек из крокодиловой кожи, с четырехдюймовыми каблуками. Ногти на руках и ногах она покрыла лаком изысканного морозно-серебристого оттенка. Яркая помада цвета фуксии, белые-белые волосы и необыкновенно нежная кожа, от которой, казалось, исходило фирменное свечение Мэрилин. Тоже белая, как оштукатуренный домик в тропической жаре. Но этим мужчинам она явно не нравилась как женщина, как личность, как
Как же неуютно чувствовала себя Блондинка-Актриса на тридцать шестом году своей жизни, в расцвете славы и красоты, под взглядами этих мужчин, взиравших на нее без всякого вожделения.
Дик Трейси, не глядя на Блондинку-Актрису, с мрачным удовлетворением в голосе сказал, что планы Президента неожиданно изменились. Следовательно, изменятся и ее планы. Возникла ситуация, требующая срочного возвращения в Белый дом, и он вылетает туда сегодня же вечером. Так что о ночевке в Нью-Йорке не может быть и речи.
– Ваш обратный билет на самолет, мэм, – сказал он, протягивая ей конверт. – На вечерний рейс до Лос-Анджелеса. От гостиницы до Ла-Гуардии доберетесь на такси, мэм.
В ушах зашумело, но мысли были на удивление ясными, и Блондинка-Актриса утешала себя:
– О, понимаю.
Но скрыть удивление и обиду ей не удалось. И разочарование – тоже. Ведь Девушка – всего лишь простой человек. Однако ей не хотелось доставлять Дику Трейси такого удовольствия – спрашивать, из-за чего возникла такая срочность, и услышать в ответ, что это секретная информация.
Лимузин свернул на боковую улицу. Теперь они ехали к Центральному парку. Она услышала свой детский голос:
– Н-наверное, вы не имеете права говорить мне, что случилось? Из-за чего такая срочность? Надеюсь, что это не ядерная в-война? Не очередные к-козни Советского Союза?
Словно по подсказке, Дик Трейси ответил спокойно и без всякого злорадства:
– Извините, мисс Монро, но это секретная информация.