Блондинка

Но в ответ доносилось лишь слабое потрескивание на линии, означавшее, что ее телефон прослушивается и что где-нибудь поблизости, за углом или на соседней подъездной дорожке, стоит неприметный фургон со специальной аппаратурой.

Разумеется, у нее нет никаких доказательств, и вообще, не стоит преувеличивать, от этих таблеток у нее вконец расшатались нервы, она стала чрезмерно подозрительна и постоянно страдала расстройством желудка, головокружением, ее тошнило и даже рвало, в голову лезли параноидальные мысли. То, что кажется, могло уже случиться.

Позже тем же днем, когда сумерки смягчили очертания предметов, а небо над головой приобрело акварельно-апокалиптический оттенок, она лежала в пластиковом шезлонге у бассейна (в котором, кстати, никогда не плавала), и подняла глаза, и вдруг увидела его – не Президента, а президентского шурина, похожего на Президента, эти двое были похожи как родные братья. Президентский шурин улыбнулся ей и сказал:

– Ну, Мэрилин, вот мы и встретились снова.

Этот общительный человек с вкрадчивым голосом, бывший актер, популярный в определенных кругах и презираемый в других, получил прозвище Президентского Сводника (узнала она об этом совсем недавно и была очень смущена). Он сам дьявол. Впрочем, я же не верю в дьявола.

Она была на взводе. Только что читала «Три сестры» Чехова и воображала, как сыграет Машу; она уже провела переговоры с одним известным нью-йоркским режиссером, собиравшимся поставить эту пьесу в самые короткие сроки, за шесть недель. Сердце ее было полно оптимизма и подзуживало: Почему нет? Я, как и Маша, умею свистеть! Она уже созрела для роли Маши, созрела для настоящей театральной трагедии. Но дальним уголком сердца, где угнездились пессимизм и реалистичная оценка своих способностей, чувствовала: Тебя ждет очередной провал, не стоит рисковать.

Все успехи МЭРИЛИН МОНРО оставляли во рту горький привкус провала, привкус мокрого пепла, но вот перед ней посланник от Президента, стоит и «буквально пожирает ее глазами». Еще бы: МЭРИЛИН МОНРО сидит в черном бикини и читает сборник пьес Чехова. Что может быть смешнее? О господи, почему он не догадался захватить с собой фотоаппарат? Он уже представил, как хохотал бы над этой сценой Президент, с которым он делил выпивку и женщин.

Он сказал МЭРИЛИН, что ему хочется выпить, и она пошла в дом (без обуви, виляя задницей в узких черных трусиках, а уж таких роскошных сисек, как у нее, он не видел ни у одной женщины из вида Homo sapiens). А когда вернулась, он огорошил ее новостью. Оказывается, МЭРИЛИН МОНРО приглашена спеть песенку «С днем рождения» Президенту, на гала-приеме, тот будет сопровождаться фейерверком и «состоится в Медисон-сквер-гарден в конце этого месяца». То будет грандиозное мероприятие по сбору денег на достойное дело, на развитие Демократической партии, народной партии, там будет пятнадцать тысяч толстосумов, так что удастся собрать около миллиона долларов, и на ноябрьских выборах эти деньги придутся как нельзя кстати. Участвовать в этом мероприятии приглашены лишь самые яркие звезды Америки, лишь самые близкие друзья Президента, включая МЭРИЛИН МОНРО.

Она не сводила с него изумленных глаз. Без грима и с косичками она выглядела хорошенькой простушкой, гораздо моложе своего возраста (а ведь скоро ей уже тридцать шесть). Задумчиво, горько и робко она сказала:

– Но я д-думала, что больше ему не н-нравлюсь. Не нравлюсь Президенту.

Шурин Президента изобразил искреннее изумление:

– Как это не нравитесь? Вы что, серьезно, Мэрилин? Вы? – Она молча грызла и без того обгрызенный ноготь на большом пальце, и шурин Президента добавил: – Дорогая, чтоб вы знали, мы все от вас без ума. Без ума от Мэрилин.

Она с сомнением, словно ожидая подвоха, спросила:

– П-правда?

– Конечно! Даже первой леди, этой Снежной Королеве, как мы ее с любовью называем, нравятся ваши фильмы.

– Вот как? Даже ей? О боже!

Он засмеялся, допил виски с содовой. Напиток она приготовила неумело, как ребенок. Да к тому же еще подала не в том бокале и с надбитым ободком.

«Ничего не вижу, ничего не слышу. Вот мое кредо».

Она сказала, что не сможет лететь в Нью-Йорк в разгар съемок. Ее и без того вот-вот уволят из проекта. О, ей очень жаль, это такая честь, такое бывает в-всего лишь раз в жизни. Но она не может рисковать, иначе ее просто выгонят, и, честно говоря, ей такая поездка не по карману. Ведь она не Элизабет Тейлор, имеющая миллион с каждой картины. Ей в лучшем случае платят всего лишь сто тысяч, но после всех расходов, агента и остальных нахлебников этих денег почти не видно – короче говоря, неловко признаваться, но денег у нее совсем немного. Может, он объяснит все это Президенту?