Блондинка

Бедняга Уайти располнел, волосы и кожа его приобрели пепельный оттенок. Все это время он верой и правдой служил МЭРИЛИН МОНРО. Его бесполая крупная фигура формой напоминала грушу, и голова с красивыми и благородными чертами лица, тонувшая в массивных покатых плечах, казалась непропорционально маленькой. Выражение глаз стало таким же, как у его госпожи. То были глаза состарившегося ребенка. Этот человек из племени троллей был горд, упрям и верен своей хозяйке. Если вдруг спотыкался о какой-то предмет, валявшийся на полу в спальне (кругом были разбросаны полотенца, одежда, бумажные тарелки, контейнеры из-под еды, книги, газеты, ненужные сценарии, что присылал ее агент, – так замусорен бывает пляж после шторма), она слышала, как Уайти тихонько чертыхается себе под нос, как любой нормальный человек. Но он никогда ее не упрекал, и она думала, что он ее не осуждает.

(Норме Джин надоело убирать за Мэрилин. Ее неряшливость была неотъемлемой чертой характера, это неисправимо! Студия наняла для мисс Монро служанку, следить за порядком в доме, но меньше чем через неделю Норма Джин попросила эту женщину не приходить. «Нет, вы можете остаться на зарплате. Но мне нужно быть одной». Она обнаружила, что эта женщина заглядывает в ее шкафы и ящики, читает ее дневник, рассматривает розу из фольги, стоявшую на пианино.)

Уайти был ее близким другом, более близким, чем ночной Нико. В завещании она приготовила для Уайти сюрприз: отписала ему процент от будущих доходов с фильмов Монро – если они, конечно, будут, эти доходы.

Между тем Уайти продолжал смаргивать слезинки. Вид у него был удручающий.

– Да что случилось, Уайти? Прошу, расскажи.

– Мисс Монро, глазки в потолок, пожалуйста.

Упрямец Уайти хмуро продолжал делать свое дело. Сейчас он подводил ей веки предательски остро заточенным темно-коричневым карандашом. Затем принялся покрывать изогнутые ресницы тушью. Изо рта у него пахло фруктами, дыхание было теплым, как у младенца. Завершив эту тонкую работу, он выпрямился и отвел взгляд от зеркала.

– Простите мою слабость, мисс Монро. Вчера ночью умерла Мэригольд. Моя кошка.

– Ах, Уайти. Соболезную. Мэригольд?..

– Ей было семнадцать лет, мисс Монро. Нет, понимаю, для кошки это большой возраст. Но она была такая бодренькая. Почти что до самой смерти. Скончалась у меня на руках. Красавица, трехцветная, шерсть длинная, шелковистая. Прибилась к дому, села и сидит у задней двери. Давненько это было, много лет назад. Тощая была, с голоду подыхала. По ночам спала у меня на груди, всегда была мне добрым товарищем. Когда я был дома, ни на шаг не отходила! Такая ласковая была, мисс Монро. А уж как мурлыкала! Даже не представляю, как теперь жить.

Для Уайти то был необычайно долгий монолог, он редко произносил больше нескольких слов подряд, да и те вполголоса. Норма Джин разволновалась. В макияже и с платиновыми волосами МЭРИЛИН ей вдруг стало очень стыдно. Хотелось взять Уайти за руки и крепко-крепко сжать, но тот отвернулся, чтобы спрятать заплаканное лицо, и сказал, запинаясь:

– Понимаете, она так в-внезапно умерла. И вот теперь ее нет. Даже не верится. А почти год назад, чуть ли не день в день, умерла моя мама.

Норма Джин смотрела на Уайти в зеркало, тот по-прежнему не поворачивался. От удивления она потеряла дар речи. Мама? Мать Уайти? Но она понятия не имела, что год назад он потерял мать; даже не знала, что у Уайти была мать. И это она, Норма Джин, которая так всегда гордилась тем, что заботится о своих помощниках. Помнит дни рождения, дарит подарки, выслушивает их рассказы. Эти рассказы, мало что значившие для остального мира, казались ей гораздо более интересными, чем рассказы о МЭРИЛИН, чья всемирная значимость была, пожалуй, преувеличена.

Как же утешить Уайти в его печали? Смерть Мэригольд занимает сейчас все его мысли; с Мэригольд он спал в одной постели, и Мэригольд он теперь оплакивает. Норма Джин должна поговорить с ним о матери, разве нет? Странно, что год назад Уайти ничего не сказал о смерти своей мамы. Ни слова. Ни намека! Он вообще никогда не рассказывал Норме Джин о своей маме. Сочувствовать обеим его потерям значило бы опошлить кончину матери.

Но почему-то Уайти плакал из-за смерти кошки, а из-за маминой смерти не плакал.

Наконец Норма Джин двусмысленно сказала:

– О Уайти! Прими мои соболезнования.

Сойдет для обеих утрат.

Уайти ответил:

– Обещаю, мисс Монро, этого больше не повторится.