Блудница поневоле

Сидя ночами над мечущимся в бреду Максимом, она вглядывалась в глубь себя и с удивлением, похожим на испуг, понимала, что безнадежно влюбилась в этого парня с бритым затылком. Правда, за время болезни волосы несколько отрасли, немного сглаживая его суровость, но вот глаза… Глаза оставались прежними. Они следили за ее передвижениями по домику все с тем же чувством недоверия и насмешки. И если, живя с ним на острове, она еще могла не обращать внимания на что-то подобное, то сейчас ее это больно ранило.

Но, несмотря ни на что, Милочка молча сносила обиду, открыв в себе неведомые доселе резервы долготерпения. Если бы сейчас ее увидела ее подруга Лерка, для кого она всегда являлась примером рассудительности и непримиримости ко всяческого рода дискриминации, она была бы ошарашена…

— Что ты решила? — оборвала мучительную паузу Наталья, решительно поднимаясь со своего места.

— Дай мне два дня. Ни больше ни меньше… Я разберусь во всех проблемах…

* * *

Милочку ослепил свет встречной машины. Она невольно зажмурилась, но тут же мобилизовала свою волю и, вцепившись в руль автомобиля, продолжила свой путь.

Ехать оставалось совсем немного.

Лесная школа, куда Наталья из предосторожности оформила Тимошку, располагалась в сосновом лесу в двухстах километрах от детского дома. Сейчас его темная громадина со всех сторон обступила дорогу, образовав из мохнатых лап слабо освещенный коридор. Чугунные фонари, причудливо изогнув свои стойки, спрятались в гуще хвои, рассеивая вокруг тусклый свет.

Здание школы вынырнуло сразу из-за поворота. Освещенный двумя мощными прожекторами двор был пуст. Милочка посигналила у запертых ворот и, не дождавшись отклика, вышла из машины.

Сторож в будке спал беспробудным сном. Постучав кулаком в запертую дверь, она совсем уже отчаялась добудиться его, но тут дверь широко распахнулась, и ее взору предстало нелепейшее видение.

Человек стоял, по самые глаза закутавшись в какие-то странные лохмотья, и молча разглядывал ее. Мысленно сравнив его с одним из гоголевских персонажей, Милочка широко улыбнулась и самым приветливым тоном произнесла:

— Здравствуйте, мне необходимо попасть туда… На школьный двор…

Человек слегка качнулся и голосом, похожим на скрип несмазанного колеса, пробормотал:

— Не положено. Спать не дают. Днем приходите. Час посещений с пятнадцати ноль-ноль…

— Я знаю, — качнула она головой и для предосторожности подперла открытую дверь коленкой. — Но мне нужно сейчас. Позвоните в детский дом, там вам все скажут.

Если честно, то никакой договоренности не было. Милочка уехала, ничего никому не сказав и оставив у Натальи под стеклом коротенькую записочку, в которой была слезная просьба не волноваться и немного подождать.

Странное видение между тем скрылось в недрах хлипкого строения и принялось крутить диск видавшего виды телефонного аппарата. Уж кто ему и что отвечал — осталось неизвестным, но на пороге спального корпуса Милочку ждали. Взяв в руки ее документы и повертев их под фонарем над входной дверью, женщина, назвавшаяся Евдокией Михайловной, подхватила ее под руку и повела в спальню малышей.

— Мне Наталья сама лично Тимку вашего с рук на руки передала, — объясняла она по дороге. — Сказала, что заберет или сама, или вы. Имя и фамилию я наизусть заучила.

— Понятно, — рассеянно ответила Милочка.

— Он занятный малыш. Мы с ним ладим. Пока старшие учатся, мы с ним понемногу азбуку одолеваем.

— А не рано ли? — изумилась она. — Он малыш ведь еще совсем…

— Вреда от этого не будет, — убежденно ответила Евдокия Михайловна и остановилась перед застекленной дверью. — Вы здесь подождите, я его сейчас разбужу…

Тимошка вышел, цепляясь за руку воспитательницы и прижимая к груди своего любимого медвежонка. Щуря глаза после сна, он перебирал ножками в мохнатых тапочках, постепенно сокращая расстояние между собой и Милкой. Глядя на заспанного малыша, она вдруг почувствовала, как горло перехватило от захлестнувших ее чувств. Жалость, нежность и еще что-то теплое, чему она никак не могла дать определения, поднялись из глубин души, мешая дышать и застилая глаза влагой.

Когда же мальчик поднял к ней розовощекую мордашку и, улыбнувшись, пробормотал: «Милочка», она не сдержалась и заплакала. Опустившись перед Тимошкой на колени, она прижала его к сердцу и, поглаживая его по спинке и плечикам, принялась лопотать что-то о том, что ужасно соскучилась, и о том, что они скоро будут вместе.

Он обхватил ее за шею теплыми ручонками и затих. Потом, будто вспомнив о чем-то, он высвободился из ее объятий, недовольно покосился на мокрое пятнышко на плече, оставленное ее слезами, и серьезно спросил:

— Ты ко мне по делу?

— Я?! — растерялась Милочка, и не столько от тона, каким был задан этот вопрос, сколько от того, какими глазами он посмотрел на нее. — С чего ты решил?!

— Пойдем, что скажу…

Тимошка взял ее за палец и, предостерегающе оглянувшись на воспитательницу, повел Милочку длинным коридором. Она безропотно подчинилась и вскоре уже усаживалась на свернутый в тюк старенький ковер в небольшом тамбуре между коридором и лестничной клеткой.