Блудница поневоле

— Что ты хочешь мне сказать, милый? — с нежностью, на какую прежде не была способна, спросила она.

Мальчик выглянул за угол и, убедившись, что их никто не подслушивает, прошептал:

— А у меня есть секрет!..

— Правда?! — округлила Милочка глаза, невольно подражая Тимошке.

— Да! Это мой секрет и папин! Он не велел никому говорить. Он бы и мне не сказал, но я открыл глаза и увидел, а папа думал, что я сплю…

— Так что это за секрет? — заинтересовалась Милочка, хотя уже начала понимать, о чем пойдет речь.

Тимошка уселся рядом с Милочкой и положил себе на колени свою игрушку. Это был обыкновенный ярко-красный медвежонок, каких сейчас в любой торговой точке пруд пруди. Он взирал на людей своими глазками-пуговками, приветливо растопырив в стороны мягкие лапки. Интересным в нем было лишь то, что на животике его имелся небольшой карманчик, застегивающийся на блестящую «молнию», которую сейчас Тимошка с усилием пытался расстегнуть.

— Давай я помогу, — предложила Милочка, заметив, что малыш никак не может справиться с застежкой.

— Надо расстегнуть, — деловито распорядился он, протягивая ей медвежонка. — То, что там, внутри, — это для тебя…

А внутри оказался вчетверо свернутый лист бумаги, на котором мелким почерком Игоря были написаны адреса, названия банков, номера лицевых счетов с имеющимися на них суммами, от которых у Милочки невольно поползли вверх брови.

— Да! — выдохнула она, сворачивая листок и пряча его во внутренний карман куртки. — Теперь понятно, отчего весь сыр-бор пошел…

— Папа велел тебе отдать, а я забыл тогда, — отвлек ее Тимошка и, широко зевнув, принялся отчаянно тереть глазки.

Милочка подхватила малыша на руки, уложила его на кроватку в спальне сопящих мальчуганов и вышла на крыльцо с Евдокией Михайловной.

— Уезжаете? — внимательно посмотрела та на Милочку.

— Да, пока, — она достала скатанные в трубочку несколько купюр и протянула их воспитательнице со словами: — Купите что-нибудь ребятам, я не успела…

Они коротко попрощались, и вскоре свет фар ее машины разрезал ночную темень.

* * *

Милочка ехала без остановок. Все, что она хотела сейчас, это побыстрее добраться до места. Желание выложить перед Максимом все, чем она стала обладать в одночасье, до зуда в ладонях жгло ее изнутри.

«А там пусть что хочет, то и делает… — с отчаянием думала она. — Если он спасал меня только ради этого несчастного клочка бумаги, то пусть забирает и катится к чертям!.. А нам с Тимошкой эти деньги ни к чему».

А тот, к кому неизменно возвращались ее мысли, в этот самый момент навис над перепуганной Натальей и, тряся ее за лацканы халата, орал во всю силу своих ослабевших легких:

— Где она?! Куда она могла подеваться?!

— Я… я не знаю, — лепетала та, пытаясь высвободиться. — Записка вон только и осталась…

— Дура, вот дура баба!!! — замотал Максим головой и, отпустив наконец-то свою спасительницу, рухнул без сил на постель. — Что она говорила перед этим? Вспомните… пожалуйста…

Наталья напрягла память, пытаясь мысленно воссоздать их последнюю встречу, и после некоторого замешательства пробормотала:

— Ничего особенного. Я просила ее, чтобы ты уехал. Она противилась. Потом вроде как сдалась и попросила отсрочки в два дня…

— И все?

— Да… Вроде бы. — Наталья потерла лоб, потом наморщила его, пытаясь вспомнить, и обрадованно закончила: — Ах да! Она сказала, что разберется со всем!

— Что?!

— Да, так и сказала: «Дай мне два дня, я разберусь со всем…»

— Со всем или со всеми?! — сиплым от волнения голосом переспросил Максим.

— Не помню… А ты думаешь?! — Вид Максима не на шутку ее встревожил. — Ох, господи! Кто же мог подумать?! Ты думаешь, что она вернулась в город?!

— Не знаю!

Они несколько минут молча смотрели друг на друга. Потом Наталья заплакала — тихо и безнадежно. Она упала лицом на сцепленные ладони, и лишь ее судорожные всхлипы нарушали безмолвие этой маленькой комнатенки.

— Зачем?! Ну скажи, зачем ей это?! — смогла она наконец вымолвить какое-то время спустя. — Кого она из себя строит?! Это ты во всем виноват!!! Она поехала туда, чтобы спасти тебя!!!

— С какой стати? — недовольно сверкнул глазами Максим.

— А с той, что она тебя, идиота, любит! — истерически выкрикнула Наталья. — Неужели ты думаешь, что она притащила тебя сюда и выхаживала целый месяц из чувства глубокого сострадания?!

Максим опустил голову и недоуменно пожал плечами, весь вид его при этом выражал крайнюю степень растерянности. Бегство Милочки, а затем это неожиданное признание ее сестры напрочь выбили почву у него из-под ног, заставив запретному забродить в его душе. Этого он не хотел, как, впрочем, не хотел зла этим двум женщинам. Если поначалу он и подозревал одну из них в страшных злодеяниях, то сейчас она для него была невиннее котенка. Самое страшное злодеяние, на которое она способна, — это уколоть кого-нибудь своим острым язычком. Но от этого, как известно, люди не умирают.

— Что она могла еще задумать?! — спросил он скорее сам себя и поднял глаза на Наталью. — Вы ее сестра, давайте думайте… Лучше вас ее никто не знает…