Блумсберийская красавица

Даже поклонники вознегодовали на подобный дерзкій шагъ. Они спрашивали другъ друга: «неужели этотъ господинъ опять былъ тамъ прошлый вечеръ?» Они прекратили свои подарки и, видя неудачу гаденькихъ намреній, начали громко кричать о безнравственности мистриссъ Икль.

Что касается до твикенгемскихъ маменекъ и ихъ дочекъ, то он были опечалены до глубины сердца судьбою мистера Икля и объявляли, что «это должно кончиться судомъ».

— Что новаго, дружище? спрашивалъ Минникинъ, встртивъ Пиншеда. — Давно вы были тамъ?

Словомъ «тамъ» онъ обозначалъ гостиную мистриссъ Икль.

— Да, прошлый вечеръ, отвчалъ Пиншедъ: — и этотъ проклятый нмецъ, конечно, сидлъ тамъ. Какъ глупа должна быть эта женщина! воскликнулъ онъ, не понимая, какъ она можетъ предпочесть кого бы то ни было ему, Пиншеду.

— Я называю это самоубійствомъ, возразилъ Минникинъ, недовольный, что Анастасія не захотла погубить свою репутацію, полюбивъ его, Минникина.

— Я самъ слышалъ, что онъ спрашивалъ у нея — какъ надо произносить слово «love (любовь)!» продолжалъ Пиншедъ:- онъ произносилъ «lof»; каково животное!

Минникинъ былъ такъ раздосадованъ, что вскричалъ:

— Я туда больше не пойду!

— Не войду и я! сказалъ Пиншедъ: — я не могу выносить подобное поведеніе!

Однакожь, по странной случайности, они оба въ тотъ же вечеръ встртились въ гостиной Анастасіи и сознались что въ присутствіи этой несравненной женщины гнвъ становится безсильнымъ.

Пока мистриссъ Икль компрометировала, такимъ образомъ, свое доброе имя, Долли умиралъ медленною смертью въ грязной комнатк втораго этажа, близъ Сого-сквера. Онъ вовсе не выходилъ со двора, почти не спалъ и не лъ.

Онъ радовался тому, что похудлъ, поблднлъ и одичалъ. У него было что-то въ род предчувствія, что онъ опять увидитъ свою возлюбленную и — какъ она будетъ поражена, увидя его такого слабаго, костляваго и блднаго.

Но онъ никогда не унизится до того, чтобъ идти къ ней — нтъ: она должна походить за нимъ, она должна броситься къ его ногамъ и испрашивать у него прощенія. Онъ заставитъ ее поплакать вдоволь — онъ ожесточенъ!

Напрасно освдомляться о немъ и посредствомъ «Times». На его непреклонное сердце не подйствуетъ безсмыслица въ род: «дорогой Д., вернись къ своей А. и все будетъ забыто остающеюся съ сокрушеннымъ сердцемъ И.»

Нтъ, нтъ! Она должна пасть предъ нимъ ницъ, должна уцпиться за его колни, откинувъ назадъ свои дивные локоны, ловить его руку и т. п. Тогда, быть можетъ, онъ смягчится.

Но, увы! хотя онъ каждый день просматривать «Times», однакожъ никакого извщенія, адресованнаго дорогому Д., не встрчалъ его безпокойный взоръ. Когда хозяйка спрашивала его — что онъ желаетъ къ обду, Долли отвчалъ:- я не могу ничего сть, благодарю васъ; а когда, поздно вонью, онъ тушилъ свчку, то долго лежалъ съ открытыми глазами, глядлъ на звзды и думалъ объ этой жестокой, милой, презрнной Анастасіи.

Между тмъ, глаза мистриссъ Икль открылись, и красавица, къ ужасу своему, замтила, что въ ней относятся съ презрніемъ и что ее избгаютъ. Боже милостивый! За что это? что она сдлала? Какъ смла обитательница «Ивовой скамьи» такъ оскорблять ее? Это было похоже на безстыдство высокомрной «Тюльпанной хижины». Но какъ она ни бсилась, несомнннымъ оставался, однакожъ, тотъ фактъ, что каждая лэди въ сосдств смотрла на все, какъ на обезчещенное существо.

Какъ оскорбительно! Какъ грубо было со стороны этихъ людей вмшиваться въ ея ссоры съ мужемъ! Что имъ за дло? Каково выносить невжливое обращеніе, понимать, что на нее смотрятъ какъ на недостойную женщину!

И этому должна подвергаться она! — она, которая знала себя такъ хорошо и имла такое высокое мнніе о своихъ собственныхъ достоинствахъ! Я уже сказалъ вамъ, что она любила себя больше всхъ и всего на свт, и согласитесь, что очень тяжело видть униженіе тхъ, кого мы любимъ.

Долли долженъ вернуться! Но она уже приняла ршеніе никогда не звать этого маленькаго негодяя! Неужели теперь она будетъ вынуждена упрашивать его о возвращеніи? Жестокая участь! Но она такъ много страдала! Этотъ Твикенгемъ велъ себя такъ низко, и она такъ себя любила, что не могла вынести видимаго къ себ презрнія. Она напишетъ этому злобному карлику!

Это письмо было первымъ извстіемъ, которое я получилъ о тинкенгемскихъ раздорахъ. Оно было вручено мн съ просьбою, передать его при первой возможности мистеру Иклю.

Я ужаснулся. Долли ушелъ изъ дому и не явился ко мн! Я былъ почти увренъ, что онъ нашелъ себ убжище въ мрачныхъ, тинистыхъ водахъ Регентова канала.

Я препроводилъ письмо назадъ съ увдомленіемъ, что не видалъ мистера Икля боле трехъ недль; потомъ принялся дятельно отыскивать трупъ моего дорогаго друга, посщая полицейскія караульни и разспрашивая — не вытаскивали и какихъ нибудь тлъ въ извстныхъ мстахъ, — много ли найдено утопленниковъ на Ватерлооскомъ мосту. Мое сердце забилось легче, когда меня увдомили, что до сихъ поръ не встрчалось, еще въ числ утопленниковъ ничего похожаго на данное мною описаніе.