Блумсберийская красавица

— Тише! онъ здсь! наверху! Я сказалъ, что вы умираете, иначе онъ бы не пріхалъ. Я боюсь, если онъ узнаетъ, что я его обманулъ, то опять улизнетъ! Катъ тутъ быть?

Такая новость потрясла Анастасію. Боже! Боже! какъ сердце ея забилось!

Онъ не уйдетъ отсюда, хотя бы пришлось для этого связать его! прошептала она, задыхаясь.

— Не связать ли его?

Не имніе веревки было главнымъ препятствіемъ къ этому плану. Внизу у лстницы былъ кусовъ холстины и Бобъ хотлъ принести его, но Анастасія не позволила, потому что это значило дать понять слугамъ, какимъ способомъ заставляютъ господина оставаться. Молва объ этомъ могла бы распространиться по сосдству и породить гнусные толки.

— Разв вотъ этой шалью? спросила она, подавая ему шаль.

— Трудно длать узлы, возразилъ Бобъ: — но все-таки лучше, чмъ ничего; не выходите, пока я не кашляну три раза.

Безчестный враль пошелъ опять въ Долли, неся съ собой кашмировые оковы.

— Не двигайтесь съ мста, сказалъ онъ, входя въ комнату: — все идетъ хорошо.

— Лучше ей? спросилъ Долли съ величайшимъ безпокойствомъ.

— Да, гораздо лучше; она встала и одвается, отвчалъ Бобъ. — Сидите, она сейчасъ будетъ здсь. Положите на себя эту шаль — вамъ холодно.

Прежде чмъ изнуренный Долли могъ оказать самое слабое сопротивленіе, онъ уже былъ привязанъ въ креслу, какъ плнникъ.

— Зачмъ вы кто длаете? спросилъ онъ съ удивленіемъ.

— Вы сейчасъ узнаете, отвчалъ Бобъ, который вслдъ затмъ началъ сильно кашлять.

Сигналъ былъ услышанъ. Шелестъ шелковаго платья возвстилъ граціозное приближеніе Блумсберійской красавицы.

Связанный Долли сидлъ, устремивъ глаза на дверь. Онъ узналъ эту величественную походку; роскошный шумъ дорогаго платья былъ для него знакомою музыкою. Онъ хорошо не понималъ, зачмъ шаль такъ крпко была завязана вокругъ его тла, но наслажденіе видть милую фигуру подавило возникавшій въ немъ подозрнія относительно обмана.

Дверь отворилась. О, радость! То была Анастасія; быть можетъ, не такая блдная, какою онъ ожидалъ ее видть, но все такая же великолпная — Анастасія, неограниченная повелительница его души и тла.

— Анастасія! пробормоталъ онъ, стараясь приподнять свои крпко связанныя руки.

Красавица медленно приблизилась и, остановившись прямо противъ плнника, погрозила ему пальцемъ и произнесла слдующія страшныя слова:

— Мистеръ Икль, я уврена, что вы краснете отъ стыда, сэръ!

ГЛАВА IX Торжество мистриссъ Икль

При этихъ ужасныхъ словахъ: «мистеръ Икль, надюсь что вы краснете отъ стыда», плнникъ, казалось, скоре почувствовалъ злобу, чмъ смущеніе, и сейчасъ же сталъ пробовать крпость своихъ кашмирскихъ цпей, вытягивая тонкія маленькія ноги и потрясая локтями, какъ будто бы игралъ на волынк; но усилія Долли были мизерны: шаль обвивала его такъ плотно, какъ труднаго младенца пеленки. Сверхъ-того, еслибъ даже шаль и уступила усиліямъ Долли, разв позади кресла не стоялъ силачъ Бобъ де-Кадъ, готовый каждую минуту схватить своею мускулистою рукою бднаго крошку за воротъ и бросить его обратно въ кресло? Прекрасная Анастасія (въ тотъ моментъ, когда ея жертва начала бороться за свободу, она граціозно отступила за предлъ, куда не могли ее достать сапоги жертвы) не потеряла суровости осанки; ея нахмуренныя брови и сверкающіе глаза напоминали тропическую грозу.

Первое желаніе, загорвшееся въ душ Долли, когда онъ смотрлъ на свою коварную Далилу и филистимлянина Боба, было слишкомъ ужасно: онъ пылалъ жаждою крови; но вскор, когда безполезныя попытки истощили его, эти лютыя желанія перешли въ подавляющее отчаяніе. Онъ опять упалъ въ кресло. Онъ чувствовалъ, что пришло время упереть: жизнь была слишкомъ пуста; цлый свтъ, съ его дворцами и великолпными домами, былъ не что иное, какъ пустяки; нигд ему не было мста, кром могилы, могилы! желанной могилы. Онъ закрылъ глаза и старался думать, что уже погребенъ и успокоился.

Это внезапное изнеможеніе я приписываю тому, что въ теченіе нсколькихъ недль онъ принималъ пищи мене, чмъ сколько было бы достаточно для здороваго попугая. Одинъ глотокъ бараньей котлетки въ день едва-ли достаточенъ, чтобъ снабдить человка героизмомъ въ затруднительномъ положеніи, или дать тлу такую силу, которая могла бы справиться съ различными бдствіями, въ род узловъ кашмировой шали.

Я врую, что кусокъ хорошей, мягкой говядины съ картофелемъ удивительно помогаетъ; человкъ набирается силъ на каждое нравственное испытаніе, или всякое смлое предпріятіе; онъ можетъ улыбаться при вид бснующихся смертныхъ и господствовать надъ мученіями объ утраченной надежд.

Способствовала ли когда нибудь растительная пища формировк замчательнаго человка? Вскармливался ли какой-нибудь знаменитый герой на поджаренной капуст, или великій философъ на соус изъ пастернака?

Безъ хорошей пищи умъ (какъ ни кажется эта мысль дерзкою) мшается, — какъ это и случилось съ Долли. Удивительно мн, какъ несчастные нищіе умютъ, при пустомъ желудк, выносить жизнь съ ея испытаніями; изумительно, почему они все-таки настаиваютъ на своемъ существованіи?