Блумсберийская красавица

Сжавъ зонтикъ такъ крѣпко, какъ будто бы кто было смертоносное орудіе, Долли, съ побагровѣвшими щеками, вбѣжалъ по лѣстницѣ и ворвался въ роковую комнату съ такою стремительностью, которая заставила перепуганную Анастасію вообразить на мгновеніе, что кто-нибудь вбросилъ къ ней супруга.

Какъ ни былъ Долли ослѣпленъ бѣшенствомъ, онъ, однакожъ, настолько еще удержалъ способность различать предметы, что замѣтилъ, какъ кресло иностранца (стоявшаго теперь на другомъ концѣ комнаты) было ближе къ кушеткѣ, на которой сидѣла красавица.

— Адольфусъ, вы съ ума сошли! вскричала мистриссъ Икль, не съ такою, однакожь, силою, какую она придавала своимъ словамъ, когда вполнѣ владѣла собою. Быть можетъ, она была нѣсколько встревожена; можетъ, даже стыдъ заговорилъ въ ней.

Но не съ ней, любимымъ и слабымъ существомъ, Долли долженъ былъ имѣть дѣло. Она могла считать его и сумасшедшимъ, и въ здравомъ разсудкѣ, какъ ей было угодно. Единственной цѣлью Долли было сказать нѣсколько словъ массивному нѣмецкому джентльмену; этотъ послѣдній (какъ ни былъ Долли малъ ростомъ) значительно перепугался и занялъ надежную позицію по другую сторону стола, кругообразная форма котораго была очень удобна для настоящаго случая.

Долли смотрѣлъ на него и задыхался. Я думаю, что онъ вцѣпился бы въ громаднаго незнакомца, подобно бульдогу, еслибы столъ не раздѣлялъ ихъ; теперь онъ только впился въ него глазами, фыркая и отдуваясь.

Поѵомъ, протянувъ руку по направленію къ двери, онъ сказалъ, указывая на выходъ:

— Оставьте мой домъ!

Больше онъ ничего не могъ произнести; у него было какое-то удушье въ горлѣ, и его терзало желаніе разразиться громовой бранной рѣчью.

Нѣмецкій джентльменъ казался изумленнымъ. Онъ понималъ, что въ присутствіи прекрасной Анастасіи ему необходимо принять презрительный и безпечный видъ, чтобы внушить этой леди мысль о своей неустрашимости и преданности, но попытка улыбнуться кончилась только тѣмъ, что онъ поднялъ свою верхнюю губу и показалъ нѣсколько зубовъ, почернѣвшихъ отъ табачнаго дыма. Повернувшись къ мистриссъ Икль, онъ сказалъ вполголоса самымъ любезнымъ тономъ:

— Не имѣю удовольствія знать этого господина.

— По грубому поведенію этого человѣка, вы, безъ сомнѣнія, уже узнали въ немъ моего мужа. Позвольте мнѣ представить какъ мистера Икля, г. Куттеръ.

Этого спокойно-самоувѣреннаго, дерзкаго тона Долли не могъ вынести. Онъ подошелъ къ нѣмцу, крича во все горю:

— Убирайтесь вонъ, сэръ, вонъ!

Нападеніе было такъ быстро, что нѣмецъ едва имѣлъ время отвѣтить: «Разумѣется, сэръ!», какъ Долли очутился уже подлѣ него. Вслѣдствіе этого, вѣжливый поклонъ г. Куттера и прощальныя слова: «имѣю честь кланяться, мистриссъ Икль», потеряли свой эффектъ; Долли захлопнулъ на нимъ дверь и заперъ ее на замокъ, потомъ сложилъ руки à la Napoleоn и сталъ смотрѣть на измѣнницу. Но Анастасія, вмѣсто того, чтобъ почувствовать боязнь или смущеніе, расхохоталась, играя часовой цѣпочкой.

— Могу я узнать, мистеръ Икль, спросила она:- чему я обязана этой трагической безсмыслицей? Съ котораго времени вашъ мозгъ поврежденъ?

Долли чувствовалъ, что почва уходитъ изъ-подъ его ногъ. Онъ никогда не ногъ противиться саркастической силѣ Анастасіи.

Но онъ рѣшилъ сразу дать битву и побѣдить.

— Съ котораго времени мой мозгъ поврежденъ? вскричалъ онъ: — вы, зная, что произошло въ этой самой комнатѣ, осмѣливаетесь говорить мнѣ это! Я вамъ отвѣчу, сударыня: съ того времени, какъ вы нарушили свои супружескій долгъ.

— Ахъ, вы, маленькая, злая тварь взвизгнула Анастасія: — что вы хотите этимъ сказать, негодяй?

— Спросите себя, сударыня! воскликнулъ Долли, удивленный словомъ «негодяй». — Эта напускная невинность вамъ не поможетъ. Я видѣлъ собственными глазами, какъ иностранецъ цаловалъ вашу руку. Спрашиваю васъ, какъ замужнюю женщину, сообразно ли это съ вашими обязанностями по отношенію ко мнѣ?

— Вы отвратительный крошечный бродяга! вскричала Анастасія, ея запасъ грубыхъ выраженій отличался не только пріятностью, но и полною женственностью. — Такъ вы подсматривали! Ха, ха! Я очень рада, что вы наказаны! Ха, ха!

У Долли оставался въ запасѣ еще одинъ громовой ударъ, и теперь онъ пустилъ его въ ходъ сколько могъ энергичнѣе. Онъ взглянулъ на жену съ презрѣніемъ и вскричалъ:

— Женщина!

Анастасія, подобно другимъ лэди, не любила, чтобъ къ ней прилагали слово «женщина». Конечно, она знала, что она женщина и даже очень хорошенькая, но все-таки что-то чрезвычайно унизительное дли лэди слышать, что къ ней обращаются, какъ ко всякому другому существу, носящему юбку. Ея шелкъ, тонкое бѣлье и драгоцѣнныя украшенія давали ей право на названіе лэди.

— Женщина! возразила Анастасія. — Какъ вы смѣете употреблять подобныя выраженія, низкая букашка?

— Выслушайте меня, Анастасія, началъ Долли, пробуя другой планъ аттаки. — Давъ вамъ свое имя, я ввѣрилъ вамъ свою честь. Позвольте мнѣ умолять васъ сохранять то и другое незапятнаннымъ и чистымъ, если не дли меня, то хотя для самой себя!