Блуждающий костер

Однако мысль об огоньке не оставила его. Стоило пелене поземки ненадолго прорваться и открыть долину, как Димыч украдкой начинал всматриваться туда, разыскивая глазами невидимый костер. Но такое случалось все реже. Ветер крепчал, метель уплотнялась. Они шли в нескончаемом снежном мире, где снег был повсюду — внизу, вверху, справа, слева. Снег, снег, снег. И ветер. И уже не было никаких чувств, кроме морозной боли в конечностях, да шершавых ударов по лицу ледяной пылью. Чтобы убедиться, что настоящий мир не исчез, Димыч пытался говорить про себя. Сначала он считал шаги. Потом стал рассуждать: «Если наша скорость — два километра в час… ну, надеюсь, что все-таки два — то справа скоро должна показаться долина Каменки… Она глубокая, поэтому лес там должен быть темнее». Раз я говорю себе это — значит, я жив и у меня все в порядке, думал он в перерывах между расчетами. Потом он вспоминал, что в этой бело-ветряной пустоте есть еще один человек — Женя, и что ей, наверное, еще хуже. Прислушавшись и убедившись, что ее шагов за спиной не слышно, он нехотя останавливался и разворачивался. Стоять было холоднее, чем идти, хотя это и давало возможность растереть руки и пошевелить пальцами ног в ботинках. Один раз он не на шутку испугался: ему показалось, что Жени нет. В следующую секунду она появилась из метельного тумана, но Димыч больше не стал рисковать: он снял рюкзак, достал из клапана кусок тонкой веревки и связал ею поясные ремни — свой и женин. Пока он, кряхтя, просовывал веревку ей под пояс, Женя стояла молча и слегка покачивалась. От холода у нее не было сил ни то, что помочь ему, но даже осознать, что и зачем он делает. «Плохо дело», — мелькнула у него мысль. Они поползли дальше. Веревочный поводок за спиной Димыча то и дело натягивался и не давал идти. Он послушно останавливался и ждал, пока веревка ослабнет, и снова шел. Он понимал, что скоро войдет в то же состояние, что и Женя. О том, что последует за этим, думать не хотелось. Когда же, когда же Каменка? — мысленно взывал он, пытаясь что-то рассмотреть в пурге. Вдруг, словно отозвавшись на его мольбу, ветер немного стих. По правую руку возник протяженный склон, вдалеке забиравший вверх. Никакого леса и в помине не было. Димыч растерянно остановился, Через некоторое время в его рюкзак уперлась Женя. «Боже мой, что это? Почему там подъем? Должен же быть спуск. Не может же быть, что мы повернули на девяносто градусов, и теперь пересекаем хребет… Потому что ведь это смерть!» Димыч судорожно перебирал в уме всевозможные объяснения увиденному. За это время окно в метели затянулось, и загадочный подъем пропал. «А может, там какой-то сложный рельеф, и на карте не нарисован? Может, там перед спуском где-то был подъем», — уговаривал он себя, но в глубине души понимал, сколь нелепы эти надежды. «Но если мы повернули не туда, то что нам делать дальше, куда идти? Вперед или назад? А если мы снова пойдем не туда, то где окажемся? На вершине, ночью?!» Впервые в его сердце забралась паника. Но долго она там не задержалась: Женя, перебирая руками по его рюкзаку, подобралась поближе.

— А нам еще долго? — еле слышно спросила она.

— Скоро, скоро!

Димыч знал, что врет, но отчего-то сразу приободрился.

— Потерпи немножко, — заговорил он, обняв ее одной рукой, а другой пытаясь потереть ей плечо. Что именно растирать, сейчас было неважно — все части ее тела одинаково мерзли, как и его собственные. — Осталось чуть-чуть.

И, хотя за этим «чуть-чуть» — даже если бы они и вправду добрались до истока Каменки, что было явно не так — следовал бы еще долгий спуск вниз, Женя, которая уже мало что соображала, взглянула на него с благодарностью.

— Пойдем тогда, — первая сказала она.

«Пойдем… Но куда? Вперед — это значит вверх. Может, назад?» Так и не ответив себе, Димыч повернул в компромиссную сторону — вправо. Теперь уже смысла в их движении не было — разве только, чтобы не останавливаться. «Пока идем, будем живы, — твердил он. — Упадем — так упадем, но уж тогда в последний момент, когда сознание потеряем. Тогда не страшно будет». Неизвестно, откуда пришли ему эти мысли — может, он вычитал их где-то, и теперь вспомнил. Но инстинкт предписывал идти вперед, пусть даже в конце пути — тупик.