Блуждание во снах

По противоположному краю поля двигалась чья-то фигура. По мере приближения, образ становился все четче. Легкий обрис выдавал в ней женские формы. Странным было иное, при сохранении оболочки, тонкой и светящейся, с чуть золотистым отливом, фигура сия производила ощущение пустотелости. Она казалась прозрачной. Это была юная и хорошенькая девушка, почти обнаженная. Из одежды на ней была лишь шелковая набедренная повязка и множество браслетов на тонких руках. Длинные волосы струились по прозрачным плечам, высокие, маленькие груди подрагивали при каждом движении. Девушка беззаботно улыбалась и напевала себе под нос какую-то песенку.

– Это что за чудо чудное? – присвистнул Макар.

– Час от часу не легче. Здесь и прозрачные люди есть? – вторил ему Травин.

– Не думаю, что много… – смущенно произнес Владимир. – Господа, я знаю эту деву.

Все удивленно посмотрели на Владимира.

– Ну, ты даешь! Когда же ты с ней познакомиться-то успел?

– Было дело, господа. Эта барышня еще недавно появилась в моем собственном доме.

– Вот это да. И тут к тебе бабы более всех липнут, барин. Даже полые, – не без зависти произнес Макар. – И откуда она у тебя взялась?

– Да скажешь тоже, – отмахнулся Владимир и покосился на Екатерину Дмитриевну. – Право, господа, я и сам до сих пор не знаю, откуда она появилась в моем доме. Я спал, – соврал он, – а проснулся – она уже в моей комнате стоит и танцует под музыку.

– Да уж, Владимир Иванович, умеете вы удивить, – возразила Худова с легкой обидой в голосе. А потом чуть тише добавила: – А еще в гости меня зовете…

– Ну, что вы такое говорите, Екатерина Дмитриевна! Как можно ревновать меня к этой игрушке? – также, почти шепотом, горячо возразил ей Махнев.

– Вы, право, слишком самонадеянны, если позволяете себе думать о том, что я могу вас ревновать! – фыркнула Екатерина.

– Да, вы меня не так поняли…

– Смотрите, что она делает? – снова взволновано крикнул Травин. – Барышня, не ходите туда!

Но было уже поздно. Доверчивая танцовщица ступила на бархатную поверхность оранжевого цветочного ковра. Прозрачные ножки легко коснулись тяжелых и влажных лепестков. Девушка с радостью пробежалась по полю. Цветы поворачивали свои мохнатые соцветия и зорко следили за ее движением. Казалось, что их приветливые головки улыбаются и рады такой удивительной гостье. Над полем усилился сладкий аромат. Его струи были столь густы, что поднимались от поверхности, подобно воздушным протуберанцам. Струи эти создавали радужные дуги или отрывались огненными, но прозрачными вспышками. Это было удивительное зрелище: поле заиграло такими яркими красками, словно на него опрокинули разом несколько разноцветных радуг. От каждого прикосновения девушки сыпались бенгальские огненные искры и разлетались белые, похожие на крупный жемчуг, шары. Поле заходило волнами, напряглось одним движением, словно внутри его натянулось крепкое полотно, а после полотно взметнулось легким парусом и… прорвалось сказочной мелодией. Кто был ее автор? Неизвестно. Владимир еще ни разу не слышал этой великолепной музыки. По стилю она напоминала лучшие произведения Бетховена. В ней угадывалось что-то от Аппассионаты, но вплетались и иные, почти космические темы. И музыка эта, прекрасная и волнительная как сон или сказка, звучала так громко, что невольные зрители и слушатели этого чарующего действа замерли, словно вкопанные. Мелодия наполнила собою все пространство. Казалось, что звуки улетают высоко в небо и возвращаются оттуда гулким эхом, создавая множественную полифонию, чарующую до потери рассудка.

А полая девушка, сложив ручки возле лица и покачиваясь в такт, стояла посередине этого цветущего и звукового марева и слушала. Казалось, что она впала в транс от глубокого и потрясающего умиления. Потом она сделала одно легкое движение, другое и закрутилась в вихре, словно подхваченная неведомой силой. Всем своим тонким, почти невесомым существом, она отдалась воле волшебной мелодии.

– Вот это да! – прошептал Булкин.

– Такого не увидишь и в Раю, – подтвердил Травин. – Как красиво…

А девушка меж тем кружилась в тонком рисунке пленительного танца, совершая движения, подобные тем, что совершают легконогие балерины. Она не просто танцевала, она парила над поверхностью поля. А музыка несла ее все выше и выше, и огненные искры и светящиеся шары, и радуги света, и протуберанцы – все слилось в головокружительной феерии.

Где-то, на последнем аккорде, когда симфония, сотрясая пространство сотнями невидимых музыкальных инструментов, близилась к логической развязке, над головой прозрачной девушки приподнялась рыхлая оранжевая волна. Она была столь огромна и неожиданна, что девушка замерла на минуту и отступила. А волна, состоящая из бархатного ворса цветов, вдруг хищно улыбнулась и оскалилась зловещей земляной пастью. С барабанным грохотом музыкальной симфонии пасть опала на танцовщицу и с хрустом зажевала ее хрупкое тельце.