Блуждание во снах

Насмеявшись вволю, друзья двинулись дальше. Они миновали еще несколько верст и встретили по дороге несколько обнаженных бабочек с головами и телами, являющимися копиями образов лучших живописцев. Как ни странно, бабочки, завидев издали бравую троицу, сами разлетались кто куда.

– Смотри-ка, боятся. Будто знают, что я для них крапиву припас.

– Может и знают уже, а может твой вид на них страху нагнал. Посмотрел бы ты сейчас на себя.

– Ох, и зол я, Володя. До сих пор зол.

Они незаметно подошли к дому Горохова. Самого хозяина во дворе не оказалось. Все ставни в доме были закрыты.

– Ну что, зайдем? – предложил Владимир.

– К этому только попади. Надолго задержишься. Лучше в следующий раз. Охота мне нынче по свежему воздуху гулять, пока день стоит. А пошли-ка в лес. Помнишь, ты мне рассказывал, что там много русалок, древесных дев, нимф всяких толстозадых.

– Рассказывал, – Владимир вспомнил о русалке Глаше и загрустил.

– Вот! Пошли-ка в лес. Поищем баб или жару кому-нибудь зададим. Эх, руки, мои руки стосковались по афедрону знатному.

– Или нам зададут. Там полно сатиров.

– А вот этим бы я с удовольствием рожу разбил.

– Экий ты забияка, Макар Тимофеевич, – усмехнулся Травин. – Ты видел, какие у них рога, да и росту они немалого.

– А все одно: отсиживаться по домам скучно.

И они зашагали в сторону леса, обнаружив новую, извилистую тропинку, сворачивающую к лавандовому полю, не доходя дома Владимира, Генриха Францевича, таинственной певуньи и самой Полин. Макару не терпелось оказаться в лесу, поближе к русалочьему озеру. А Владимир и Травин не препятствовали его душевному порыву.

Взору друзей открылось лиловое марево цветущей лаванды.

– Как тут красиво! – вырвалось у Травина.

– А вы здесь еще не были, Родион Николаевич?

– Нет, Владимир Иванович, пока не пришлось. Я первые дни далеко не ходил. А если и гулял, то по той стороне улицы, где стоит мой дом.

– У тебя большой дом? – полюбопытствовал Макар.

– Нет, что вы. Я проживаю лишь в половине дома.

– А во второй кто? – разом удивились Макар и Владимир.

– Я, по правде говоря, толком и не знаком со своей соседкой.

– Соседкой?

– Да, за стеной у меня живет одна дама, в летах. Она часто играет на фортепьяно и поет романсы. И ходят к ней посетители. В основном, мужчины.

– Ловко! А мы думали, что Виктор здесь селит всех поодиночке.

– Что вы. На моей улице много таких домов, где проживает по двое или трое жильцов.

– Это нам с тобой, Володя, выходит, свезло, раз нас в одиночные заселили.

– Выходит, да…

– Возможно, в этом есть некий резон, – задумчиво обронил Травин. – Я, господа, и при жизни-то привык довольствоваться малым. Частенько жил во флигелях, при училищах, либо гимназиях. Иногда квартировал в съемных меблированных комнатах. А их я повидал немало. И не все они были сухи, да уютны. Я и не мечтал о собственном доме. Служба-с такая. А свой дом был лишь у моих родителей, в Псковской губернии. Но я редко бывал там. А потому, даже половина дома, для меня роскошь неслыханная.

Макар и Владимир пожали плечами. Какое-то время все трое шли молча.

Макар нагнулся к кустикам лаванды, сорвал веточку лиловых цветов и понюхал ее.

– Quelle surprise! Давно не виделись! Барчук наш пожаловал. Да, не один – еще двух бездельников с собой прихватил, – раздалось старческое ворчание с сильным французским акцентом. Сам источник голоса не был обнаружен. Получалось, что звук исходил от самого поля.

– Володя, кто это?

– А, господа, не удивляйтесь. В этом царстве-государстве даже поля разговаривают. Я уже имел неосторожность общаться с этим невидимым господином. Он не пожелал разоблачить себя.

– Не пожелал, – передразнил невидимый ворчун. – Поля у него здесь разговаривают! Каков шельмец! А ты забыл, как при жизни, тебя однажды, после десятидневного запоя, посетил делирий, и с тобой заговорил обеденный стол? А? – ехидно парировал невидимый господин. – Tu me donne des nausees.[119] Ходят и ходят, шастают и шастают. А ты, кудрявый жуир,[120] не тронь мои цветочки…

– Mon Dieu, quelle horreur![121] Вас от меня тошнит. Вы полагаете, что я расстроен?

– Володя, что оно говорит?

– Ne faites pas attention a ce qu’il a dit,[122] – чуть нервно обронил Владимир.

– Володя, я в Парижах не бывал и мало что понимаю. Толмача бы мне.

– Прости, Макарушка, мне пришлось немного побеседовать с нашим невидимым визави. А тебя я попросту просил не обращать внимания на его негостеприимные инсинуации. Пошли, и выбрось ты его цветы. Здесь вообще вся флора опасна.

– Я не понял, ему что, жалко что ли?

– Куда тебе понять, румяный губошлеп? Топай отседа, – не унимался невидимка.

Травин тоже удивленно таращился и дивился на весь этот странный диалог.

– Не удивляйтесь, господин учитель. Здесь многие вещи, растения и животные умеют говорить. То ли еще увидеть нам предстоит… Да и что вы, господа, забыли об померанцевом поле? Забыли о том, как оно сожрало танцовщицу? Что же у вас такая память-то короткая. Пошли отсюда…

– Володя, да что это такое делается? Что ни поле, так само разговаривает. Мало разговаривает, так еще грубит? – не унимался Макар.