– Макар, остынь. Пошли быстрее. С этим французским скаредом можно долго перепираться. Пользы от этих дискуссий не будет, – и он потянул Макара за рукав.
– Ну, погоди, я назад-то пойду когда, то все цветочки твои вытопчу, – грозился он на прощание, силой увлекаемый Владимиром.
– Я тебе вытопчу, рязанский дуболом! Нажалуюсь Виктору, что ты его любимую лаванду своими грязными ручонками лапаешь, так он тебе не то что ноги оторвет, а и голову твою пустую! – кричало поле старческим визгливым голосом.
При этом оно заволновалось так, словно невидимый ветер качнул цветы в разные стороны. По лиловому и лазурному сонмищу живых цветов пошли настоящие волны, подобно тем, что бывают на море в ветреную погоду. Даже небо чуточку потемнело.
– Я же говорил, не связывайся.
– Да как же?!
– Il faut pas vous enerver[123]
. Нам не нужны ваши цветы. Мы сейчас уйдем! – сообщил он визгливому и не на шутку разбушевавшемуся лавандовому стражу.Владимиру стоило огромных усилий утихомирить забияку Макара и увести его подальше от поля, ближе к лесу. Почти в конце, ближе к лесной опушке, возле небольшого стожка травы, вполоборота к нашим друзьям, сидела странная парочка. Владимир сразу узнал в ней шалую и распутную Селестину и ее маленького незадачливого муженька Фрола Карповича. Селестина вновь была обнажена: ее распущенные светлые волосы, перепутанные с травой и васильками, лежали роскошными локонами на высокой обнаженной груди. Она закинула ногу на ногу, выставив полное и округлое бедро, и смотрела куда-то вдаль блуждающим и бесстрастным взором. Рядом с ней стоял на коленях ее несчастный муженек в нелепом полосатом колпаке и, морща и без того старообразное личико, что-то горячо доказывал своей красавице жене.
Владимир замер и показал знаками своим друзьям, чтобы они не говорили громко. Казалось, что парочка настолько занята общением, что не видит никого вокруг.
– Селеста, девочка моя, ну почему, почему?
– Потому, – отмахнулась красотка. – Потому что, потому…
– За что ты так со мной? Я ведь тебя люблю больше жизни! Я ведь твой муж.
– И что с того?
– Ну, как же?! Опять ты пропадала всю прошедшую ночь. И предыдущую тоже. Мне стыдно, право.
– Раз стыдно, то стыдись. Что с того?
– Надо мной все смеются.
– Разве? Давай и я посмеюсь. Ты, Фролушка, и в правду, смешон. Ха-ха-ха!
– Нет в тебе сердца! Бессердечная! – скулил он, лобызая ее обнаженные и немного грязные пальчики прекрасных и нежных ступней. – Ну, полюби же хоть раз меня! Должна же ты исполнять свой супружеский долг. Не то я пожалуюсь на тебя Виктору.
– Напугал! – хмыкнула она и легонечко пнула малютку.
Тот сел на зад и побагровел от злости, ибо в это самый момент в поле его зрения попались трое наших героев.
– Селестина, прикройся сейчас же. Спрячься за стог! – скомандовал он. – Здесь мужчины.
Но его распутная жена, напротив, развернулась к зрителям так, что густые волосы опали за плечи, обнажив аппетитную, торчащую розовыми сосками, трепетную грудь.
– Вот это красотка! – невольно вырвалось у Макара. – А этот малютка, что рядом с ней, кто он? Неужто ее муж? – Ага, да я же помню его. Мы видели этого проныру возле Секвоевой рощи, перед самым уроком. Он еще не хотел с нами здороваться.
– Bonjour, господа! – поздоровался Владимир, глядя на Селестину и Фрола Карповича.
Селестина чуточку покраснела, фыркнула и, кокетливо изогнувшись гибким телом, спряталась-таки за стожок. А ее муж, напротив, вскочил на короткие ножки и крикнул в сторону наших друзей.
– Я вам покажу бонжуры! Идете и идите дальше. И не смейте, пялиться на мою жену! Она вам не…
– Успокойтесь, Фрол Карпович! В цель нашей прогулки не входило более близкое знакомство с вами и вашей супругой, – откликнулся Владимир.
– А жаль, – шепнул Макар и усмехнулся. – Хороша чертовка, и не пара она ему.
– Тебе пара, – также тихо отозвался Владимир. – Пошли уж, мой рязанский ферлакур, ненадобны нам скандалы. Пусть эту странную парочку усердно бдит зоркое око Гименея. И узами своими оплетает. А если серьезно, то этот идиот еще тот кляузник. Не связывайся с его женой. По крайней мере, сейчас. Потом, как-нибудь, потом… – приглушив голос, заговорщически ответствовал Владимир.
Родион Николаевич тоже немало подивился красоте белокурой распутницы. Трое друзей пошли дальше, со смехом отмахиваясь от бранных слов несчастного рогоносца.
Их ноги ступили на нежную мураву изумрудной полянки, сплошь покрытой алыми огоньками маков и еще каких-то диковинных ярко-желтых цветов.
– Какая всюду красота! – дивился Травин.
– Я тоже так думал, – поддакивал Владимир. – Поверите, други, я сначала вообще посчитал, что попал в райский Эдем. По крайней мере, до тех пор, пока сатиров не увидел.
– А где они живут?
– Да, шут их знает. Сейчас день. Они могут спать по ямам и оврагам или отсиживаться по берегам рек или лесных ручьев. Они возле воды – нимф и русалок все сторожат. Если выйдет какая, они ее тут же цап…
– Раздолье им тут, – разглядывая диковинные деревья, – рассуждал Макар. – Я смотрю, ягод и грибов здесь видимо невидимо. А вон и орехи гроздьями висят. О! А вон и бананы и яблоки.