Бобры в погоне за сокровищами

– Я так заспался, что, наверное, проспал утро. Когда же будут подавать уже березовый сидр? Я сейчас же немедленно спущусь в гостиную.

– Очнись Толстобрюх от сна, в конце – концов. Скоро бревноход тронется со станции в обратный путь, а мы еще даже не думали выходить. Долго ты еще будешь «вошкаться» или как?

«Как бы я хотел остаться в этом уютном вагоне», – подумал Толстобрюх. Однако у Ушика было намного больше решительности, чем у Толстобрюха, и он смог кое-как, но все же пробудить последнего от сна. Тот недовольно поморщился, потянулся, сладко зевнул, медленно оделся и стал помогать стаскивать вещи на платформу. Впопыхах, толкаясь, они поспешно выгрузились на перрон, увлекая за собой свои чемоданы. Вполне логичным завершением этой суматохи стал забытый саквояж на верхней полке, доверху набитый мешками и инструментами. Но наши друзья настолько спешили выбраться из злополучного бревнохода, что даже не заметили его пропажу.

Ушик, тяжело дыша, смотрел вслед медленно уходящему бревноходу, затем посмотрел на тележку и только сейчас воскликнул:

– Черт возьми! Мы ж половину вещей в бревноходе забыли! Толстобрюх! Ну что ты спишь, нужно что-то делать!

Но так как бревноход уже отошел на большое расстояние, и гнаться за ним было бессмысленно, то Толстобрюх устало вздохнул и махнул рукой. Больше всего ему хотелось спать, а не гонятся за бревноходами и станционными смотрителями. Раздосадованный Ушик тем временем вынул карту и долго смотрел в нее, а потом после долгого молчания сказал:

– Судя по размеру этого поселка, тут даже подобия отеля нет, а до первого беличьего поселения шесть километров, или переводя на время, два часа пути для нас. Думаю, что сегодня, раз такое дело, можно будет перейти границу да заночевать вон в той деревеньке,– указал Ушик на какую-то крохотную точку на карте. – Если мы перейдем границу сегодня, тогда самая сложная часть пути будет преодолена. Что думаешь по этому поводу, Толстобрюх?

Тот медленно приоткрыв полусонные глаза (сейчас он как никогда был похож на Темнохвостку Сплюхину, хотя сам он этого не осознавал), сказал Ушику:

– Не знаю как ты, а я хочу спать. К тому же недалеко находится небольшая бобровая деревенька, вон она в той долине виднеется. Можно там заночевать, а утром в путь дорогу. Да и погода начинает портиться, парит как при сорокаградусной жаре. Как говорится: «Утро вечера мудренее». Да и как мы поднимемся к ним на деревья? Беличья страна ведь даже прозвище получила «Страна табличек и веревочных лестниц».

– До той деревеньки тоже идти километра четыре посуху. Не забывай, мы ведь стоим на холме, и поэтому нам кажется, что все как на ладони. Да и у белок уже давно есть такая инновация для иностранцев, называется Автоматическая Самоподнимающаяся Веревочная Лестница – АСВЛ⁷! Так что насчет этого переживать не стоит. А раз мы начали, как я вижу, конкурс «Бобровая мудрость», то и я скажу такую пословицу: «Не стоит откладывать на завтра починку плотины, если ты можешь починить ее сегодня, ибо завтра может быть буря, и ты окажешься бездомным».

Толстобрюху надавили на его больной мозоль, ведь именно эту поговорку всегда приговаривал его отец, когда он ленился нанести щепок или убрать ветки и другой нанесенный мусор на пороге его родной хатки. И подумав немного, он сонно и без лишних слов согласился с Ушиком. Они перешли станцию, и по небольшой дороге вокруг деревни направились к границе.

Глава 3

Уже час наши друзья шли по засыпанной березовыми листками пустынной дороге. Она была совершенно однообразной, так как бобровые хатки и плотины остались позади, вокруг дороги рос однообразный дубовый лес, а единственными прохожими были местные работники – плотники, основной задачей которых было умерщвление местной флоры во благо «Большой бобровой индустриальной машины». Один раз мимо них пробежало четыре пограничника, в бравой зеленовато-серой форме, с теми же щепкострелами наперевес, которых так боялся Толстобрюх. Ушик, который на негласных выборах был выбран проводником, хотя особых картографических способностей у него ранее не наблюдалось, угрюмо остановился под деревом и сказал:

– Ничего не понимаю. Мы же вроде шли по правильному пути, а приграничного канала до сих пор не видно. Может, конечно, эту карту рисовали зайцы, и вместо того, чтобы нарисовать нормальные дороги, они нарисовали маршруты своих петляющих дорожек, по которым они спасались от какого-нибудь лиса-разбойника. Даже не знаю…

Пока Ушик клял издателей этой карты, Толстобрюх лег неподалеку от дерева и попытался быстро забыться и заснуть, и видимо хотел пробыть в таком состоянии всю ночь, как вдруг неведомо откуда прямо с неба на его черный нос упала огромная капля начинающегося дождя. Толстобрюх, кроме тряски в бревноходе, еще страшно не любил дождь, потому что во время ливня все бобровые дороги превращались в вязкую трясину, и тогда ноги Толстобрюха ощущали примерно то же, что ощущают гусеницы танка, когда тот застревает в трясинах. Сон Толстобрюха вмиг испарился, а сам он, кряхтя и ругаясь, медленно поднялся с земли и сказал: