Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Или кто принёс одноразово помощь – из неизвестности и оставшись неизвестным. Например, те двое парней в радиокомитете на Новокузнецкой – с отчаянной смелостью из портфеля гебиста, вышедшего из комнаты, вынули и переписали оперативную инструкцию по слежке, которую я затем мог процитировать в интервью (Дополнение Третье).

Или вот: Игорь Хохлушкин. Сперва он (научный работник, физик) боролся в Новосибирске, ещё оттуда голос подавал, потом его выжили благополучные учёные-образованцы. Как-то сумел «зацепиться» за Москву, но уже без настоящей работы, сперва переплётчиком, потом столяром, зато мог разрешить себе быть вольномыслящим. Но даже и этот источник заработка обратил в общественную пользу: многое самиздатское переплетал безплатно. А когда пришёл в Советский Союз «Архипелаг», – но слишком мало и только для столиц, – Александр Гинзбург, легендарный руководитель нашего Фонда, кажется абсолютно невмещаемого в советские условия, вёл не только никогда не бывалую помощь семьям заключённых и самим заключённым, – он между делом придумал наладить печатанье «Архипелага» в Грузии, нелегально ксерокопировать там с «Имки». И возвращалось в Москву в листах, а дальше Хохлушкин в своей столярной мастерской в музее наладил резать и переплетать, вполне как книжечки, – невероятное издание, смертельно опасное для своих издателей. (Их продукция кроме бледности печати отличалась ценой: заграничные издания по 300 рублей книжка, а наши – по 20, себестоимость.)

Чувство было необычайное: здесь, за границей, получить от Евы такую книгу из России! Пишет Игорь: «С радостью посылаю Вам в подарок здешнее издание Книги. (Тираж – 1500, первый завод – 200 экз.) Верю, что Бог не попустит пресечь это дело. Издание – не только и не столько для московских снобов, а для провинции. Охвачены города: Якутск, Хабаровск, Новосибирск, Красноярск, Свердловск, Саратов, Краснодар, Тверь и более мелкие…»

Так – кладут головы русские мальчики, чтобы шагал «Архипелаг» в недра России. Нельзя представить их всех – без слёз…

А не к Невидимкам ли причесть и тех непрозвучавших и несломленных героев, кто, будучи знаком со мною в прошлом, устоял через всё давление и не подал на меня клеветы? Отец Виктор Шиповальников отказался выступить против меня в «Журнале Московской Патриархии», как от него требовали, – и за то попал в гонения, и вся семья его, – а не дрогнул![80]

11. Новая сеть

Летом 1968 настаивала Ева: «Вы тратите силы, где могли бы не тратить. У вас не хватает молодых энергичных помощников. Давайте я вас познакомлю?» Я согласился. Ева назначила прямо на квартиру к Светловым, на Васильевской улице. А я даже из Рождества, поблизости, никогда не ездил в Москву только из-за одного дела, всегда нагораживал их вплотную. Так и тут, приноровил к тому же вечеру, когда уговорились встретиться-знакомиться с Сахаровым, для чего назначили мне квартиру академика Фейнберга на Зоологической, в том же районе, удобно совпало. (В тот год Сахарова ещё сохраняли засекреченным. Чтоб наша встреча с ним осталась неизвестной, уговорились, что я приду на квартиру раньше него, – за ним могли официально следовать наблюдающие, – а уйду позже.) За два часа до встречи с Сахаровым я приехал знакомиться с Наташей Светловой.

Это было через неделю после оккупации Чехословакии и через три дня после демонстрации семерых на Красной площади. У себя в Рождестве я слышал всё по радио, но живых подробностей московской демонстрации не знал. И теперь молодая собранная женщина с темнокрылым надвигом волос над ореховыми глазами, крайне естественная в одежде и в манере держаться, рассказывала мне, как демонстрация прошла и даже как готовилась. Откуда же знала она? Оказалось: тесна с ними, с Движением, и двое участников – её друзья. (Так только малого не хватило – ей тоже пойти на ту площадь в тот день? Того малого, узналось потом: к тому ли она росла? В иные миги жизни посылаются нам перекрестки, и между решеньями почти просвета нет. Вот уже сегодня подходило ей решение иное.)