Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Вся система, уже без единой прямой встречи Али и Гали, действовала гладко благодаря методу, предложенному А. А. Угримовым (чтоб избежать нечёткого названия и вызова пакетов): покупался парный набор самых разнообразных пёстрых марок, на каждый пакет хранения клеилась одна из них, а другая такая же хранилась у Али как бы в филателистическом альбоме, при каждом кармашке – номер, а где-то отдельно – зашифрованный перечень рукописей. По моему заказу рукописи – Аля устанавливала марку, давала её Андрею, он предъявлял её Гале, та легко, безошибочно доставала нужный конверт. (Для более глубоких хранений такая же система марок была у Али с самим Александром Александровичем.) Столь наглядная система была вполне безопасна и вполне надёжна. Взамен взятого пакета тоже оставалась марка – свидетельством, что он взят. Эта же система удобна, если надо какую-то бумажку доложить в какой-то пакет: в сопровождение к бумажке посылалась марка. За 3–5 дней от моего заказа вся система срабатывала – и доставалось любое.

В ноябре 1969, когда меня в Рязани исключили из Союза писателей и я, обожжённый, помчался звонить в Москву – первый номер я набрал Алин, да её не оказалось дома. (В последний раз она платила дань своему юному обычаю, полетела с друзьями на Кавказ, покататься на лыжах.) И через несколько дней, приехав из Рязани уже навсегда, я сразу же из «Нового мира» пошёл к ней, хотя и вёл за собою трёх топтунов. Она уже вернулась. «Читала?» (то есть в газете, про моё исключение). – «Читала». – «И что по-твоему?» – проверял я, себя и её. – «Надо вдарить!» – не сомневалась она. – «А вот!» – достал я уже готовый свой ответ.

Порывы к бою у нас всегда сходились.

Но хотя ясно видели мы с 8-го этажа, что топтуны стоят у дома (в этот момент забегала и Ева, подтвердила), – я почему-то не взял с собою в Жуковку, а оставил у Али привезенные мною ленинские главы разных Узлов – в расчёте, что это дальше нормально переправится на хранение. А через день утром ко мне в Жуковку приехал Люшин двоюродный брат с просьбой от Люши абсолютно срочно приехать. Что ещё могло случиться? Укололо меня: провал! после моего ухода пришли к Але с обыском! Да как же мог я опять, так неосмотрительно, сам всё провалить??.. Криминальнее ленинских глав, да ещё XIV Узла, уже советского времени, глава с Дзержинским, – вряд что могло и быть, только «Архипелаг». Молодой человек не был посвящён ни во что, но я спросил его всё же по дороге: «А что случилось, не знаете?» – «Точно не знаю, но – большое несчастье», – ответил он. Так!!! Не было сомнений! Я корчился и сжигался в его автомобиле, пока он тянулся узким Рублёвским шоссе, двигался в отвратительной многорядной тесноте Минского, – как я не сжёгся совсем? За полчаса повторились со мною уплотнённо все муки 1965 года, провала архива, уничтожающие муки от своих ошибок, разбивающих всю позицию.

А оказалось: какая-то статья в «Литгазете», на которую, по мнению Люши и новомирского круга, надо немедленно отвечать… Мелочь какая!

Но всю силу мозжащего удара я испытал напоминательно вновь. И: какое же благодеяние, когда всё заляжет глубоко, далеко, надёжно!

Однако и полного года не полежало всё так, как было устроено, – Галя Тюрина в июле 1970 повела по Северу на байдарках компанию приятелей и, проводя в одиночку лодку через порог, утонула, – самая умелая, самая ловкая из них, – а безпомощная городская компания, не отыскав её труп, вернулась в Москву. Ей было 32 года – и смерть сотрясла близких, муж полупомешался на время, Андрей полетел на поиски тела; Аля, прикованная к месту беременностью, сутками созванивала по Москве поисковую экспедицию и оборудование её, – благородные помощники находились. (А на месте гибели, при равнодушном отказе всех властей, Андрей нашёл тело, ниже по реке, с помощью лётчика, нарушившего служебный запрет. Привезли и похоронили в Москве.) Аля созванивала экспедицию, а сверх боли и жалости пронизывал страх, что дома у покойницы родные откроют, о чём никто из них не знал, и Андрея не было – послать спасать хранение. По незнанию, неподготовленности, по убитости несчастьем – всё может случиться. И А. А. Угримов с Димой Борисовым повезли жену Андрея Соню Тюрину вытаскивать из дома погибшей рюкзаки с рукописями (27 килограммов) так, чтоб ничего не поняла череда сочувствующих посетителей дома. (Муж покойной узнал, что что-то хранилось, и удручился, что жена жила с какой-то тайной от него.)

И некоторые недели эти рюкзаки лежали у Андрея. И во всём этом общем горе надо было думать: куда ж их дальше?