— А что, он жалуется на неподобающие условия труда? — с любопытством спросил Мясник. — Просится в тёплую постельку?
— Нет.
Эмили было знакомо это чувство — сморозить что-то неподобающее и умирать от стыда под укоризненным взглядом отца. Когда она заявила, что не хочет звать Буча и его шайку на день рождения. Когда отказалась назвать подаренную куклу именем мамы.
И сейчас надо было быстренько пошутить на тему гулей и их образа жизни, плеснуть в стакан виски, сделать погромче долбаное радио — и веселиться, всё равно, что труп гримировать…
Она встала из-за стола. Прошла в спальню. Минут пять сидела на кровати, растирая разнывшиеся виски, слушая, как сквозь бодрую трескотню диджея прорываются всхлипывания Рейли и преувеличенно бодрый голос Мясника.
А потом начала собираться.
— Малая, ты куда? — окликнула её Кирпич на пороге. — Стемнеет скоро.
— Пройдусь немного, — улыбнулась Эмили. — Я там у метро видела автомат с колой… уже сто лет её не пила.
И словно увидела себя со стороны — в зимней куртке поверх бронекостюма, с «Магнумом» в кобуре и рюкзаком за спиной. И разогретым Солсбери-стейком в руках.
— Ты вообще вернёшься? — тихо спросила Кирпич.
— Да.
Она вышла на улицу. Харона, само собой, не было и близко — и от этого стало как-то не по себе. Одиноко. И страшно. И ещё дождь этот.
Но возвращаться было совсем уж глупо.
Эмили прищурилась, вглядываясь в темноту, и пошла по пустой улице — осторожно, как учил Харон, пробираясь у самой стены. Но угрозы не было — казалось, даже вездесущие мутанты попрятались от мерзкой погоды. Сквозь тучи проглянул бледный анемичный диск луны — и вдруг Эмили ясно представилось, как тут было до войны: просторные тротуары, гирлянды к Рождеству, омела над стеклянными дверями торгового центра… Красиво, чёрт возьми.
…Омела. С ума сойти. Когда-то — в прошлой жизни — Эмили проревела в своей комнате всю ночь, увидев, как Джонас целуется под омелой с Кристиной Кендалл — тогда это казалось важным. И казалось, что это всё, конец, хуже и быть не может. Показать бы той дурочке, что с ней случится меньше, чем через год…
Солсбери-стейк сквозь картон грел замёрзшие пальцы. Харон удивится, наверное. Конечно, удивится — но виду не подаст.
Он заночевал где-то здесь. Не выше третьего этажа — должен быть простой и не зависящий от техники путь отхода. Скорее всего, в одной из угловых квартир недалеко от пожарной лестницы. Вот, в одной окна щитами закрыты — самое оно. С улицы не видно света, если огонь развести, и не так холодно.
Эмили ускорила шаг. Так. Надо войти в третий подъезд, и…
Чья-то рука схватила её поперёк туловища. Ладонь в чёрной кожаной перчатке зажала рот. Миг — и перед глазами оказалась изгаженная граффити стена подворотни, а к горлу прислонилось что-то холодное.
Она потянулась было к «Магнуму», но правая рука была плотно прижата к стене, а левая оказалась заломлена за спину — как, вот как?
— Ты что тут делаешь? — прохрипел над ухом сердитый знакомый голос.
— Пусти! — промычала она. — Харон, ты рехнулся?
— Да что с тобой не так? — рявкнул он. — Идёшь, как будто у тебя сорок жизней! Даже по сторонам не смотришь! Тут зелёных до чёрта, и любой из них вот так…
Он отстранился.
Эмили, тяжело дыша, прислонилась к стене. Уставилась на наливающуюся кровью ссадину на тыльной стороне ладони.
— Я говорил: ходи осторожно, — глухо проговорил гуль. — Оно ведь так и будет, если всерьёз. Ты и понять не успеешь, что случилось. Пара секунд — и тебя уже нет… это если повезёт. Зачем ты вообще сюда полезла?
— Я тебе еды принесла! — она выпрямилась, яростно смахивая слёзы. — Грёбаный Солсбери-стейк, вот он валяется! Он, правда, немного намок, но если отскрести от камней — очень даже ничего!
— Но зачем? — спросил Харон удивлённо.
Оцепенение проходило, понемногу уступая место звенящей ярости. Да как он мог вот так с ней поступить?
— Да затем, знаешь? У всех свои причуды. Мне нравится гулять под дождём с едой. Тебе нравится так вот, из-за угла, бросаться… — она задохнулась от гнева. — Короче, приятного, нахер, аппетита!
Эмили зашагала вниз по улице, не разбирая дороги из-за застилающих глаза злых слёз. Он ведь прав, этот гад, сотню раз прав. Расслабилась. Размякла. Не заметила. И если бы на месте Харона был какой-нибудь скучающий рейдер…
— Извини, — проговорил он негромко.
— Что? — обернулась она.
— Извини. Я не должен был так тебя пугать. Просто ты была так невнимательна — я за тобой шёл от самой базы, а ты даже ни разу не оглянулась. Ты же знаешь, сколько на Пустоши ублюдков.
— Ну давай, расскажи, какое я никчемное дерьмо и как тебя разочаровала! Сколько ты меня учил, сколько времени потратил — и всё насмарку.
— Ты сейчас точно говоришь со мной? — спросил Харон спокойно. — Я не считаю тебя… разочарованием.
Капли дождя стекали по кожаной куртке, по обожжённому лицу. Совершенно бесстрастному, как обычно.
«А кем считаешь?» — чуть не спросила Эмили. Но — не спросила. Побоялась.
— Думаю, тебе надо вернуться к Рейли.
— Я не хочу, — она отвела взгляд. — Не сейчас.
Он вздохнул.
— Идём, — сказал он наконец.