Боевой ограничитель (СИ)

А ночью Эмили приснилась мама. Невозможно красивая, в свадебном платье, почему-то похожем на лабораторный халат.

Такие сны никогда не давались ей легко.

Мама приоткрыла дверь директорского кабинета, заглянула внутрь — робко, осторожно. Не касаясь пыли, подошла к спальному мешку. Присела рядом, провела рукой по волосам Эмили — можно было почувствовать на щеке её дыхание, лёгкое и холодное, как сквозняк.

— Ты ведь не спишь, доченька, — мягко произнесла она. — Эми, посмотри на меня. Ну же.

Эмили впилась пальцами в изнанку спального мешка. Зажмурилась — до боли. И ведь она понимала, что это сон, всего лишь дурной сон, — всегда понимала. Только вот проснуться не могла.

— Ты ведь не можешь постоянно убегать, глупая ты девочка. Посмотри на себя. Что ты натворила, Эми? И продолжаешь творить?

— Он сам ушёл, — прошептала Эмили через силу. — Ушёл, а нас с Джонасом оставил на растерзание…

Тонкий палец прислонился к её губам.

— Он должен был уйти, милая. Он подарил тебе почти двадцать лет. Половину своей жизни. Он был нужен тысячам людей — но выбрал тебя. А теперь — знаешь что, доченька? Твой черёд. Ты нужна ему.

Эмили открыла глаза.

Теперь у мамы в руках была чаша. Почему-то деревянная, с выщербленными краями, наполненная тягучей тёмной жидкостью со знакомым запахом железа.

— Пей.

— Я не хочу, мама, — Эмили попыталась поднять руку, но сопротивление застывшего воздуха было непреодолимым. — Нет.

— Ну, что же ты, Эми, — мама огорчённо посмотрела на неё. — Тогда придётся мне, как тогда.

Она медленно поднесла чашу ко рту.

— Нет, мама! — заорала Эмили. — Нет!

Мама сделала глоток. Черты её лица вдруг заострились, став чеканно-прозрачными. Пальцы разжались, и чаша выпала из рук. Кровь разлилась по свадебному платью, прожигая ткань, стекая на пол, подбираясь к спальному мешку…

*

Эмили проснулась от собственного крика. Кое-как выпуталась из спального мешка, села, тяжело дыша и обхватив дрожащими руками колени.

— Чудесно, — сказала она себе. — Прекрасно, нахер.

Дыхание вырвалось изо рта лёгким облачком пара. Футболка была мокрой от пота — хоть выжимай. И отчаянно захотелось смыть с себя этот пот, этот липкий, тягучий кошмар, собственную вину…

Эмили обулась, скривилась от мерзкого ощущения — холодная и мокрая изнанка ботинок на ощупь была не лучше, чем на запах. Вслепую, почти наугад, побрела по коридору, спотыкаясь об обломки растерзанной мебели. Пинком открыла дверь уборной, склонилась над раковиной, упершись лбом в подёрнутое трещинами зеркало.

Нет, серьёзно — она думала, что сможет убежать от себя? Девочка, живущая взаймы?

Эмили повернула латунную ручку. Кран сердито зашипел, выплюнул сгусток ржавой жижи — и мутная холодная вода побежала тонкой струйкой.

Уловив за спиной какое-то движение, Эмили обернулась. Харон. Ну конечно же, Харон. Она, небось, орала во сне так, что пол-Пустоши перебудила.

Гуль смотрел на неё с жалостью и каким-то болезненным уважением. Нет, конечно, он не бросился утешать её, не спрашивал, в чём дело, — просто стоял в дверном проёме, неподвижный, как изваяние, пока она ожесточённо умывалась ледяной водой. Позволял ей справиться самой. Щадил гордость, которой и оставалось-то всего ничего.

Он просто — был. Был рядом. Не растворялся в душной темноте августовской ночи, не выставлял её за ворота клиники, не лежал мёртвый под дверью кабинета смотрителя, не улыбался со старой фотографии, — не бросал её, не скармливал этому миру.

И этого было достаточно.

========== 4 ==========

А в Ривет-сити идти всё-таки пришлось. Можно было, конечно, отправить Харона за припасами — но главная проблема заключалась в другом.

В Убежище мылись раз в три дня. В Мегатонне душевую открывали по субботам — и этого хватало; в конце концов, можно было договориться с начальником водоочистной станции о внеплановом купании в замызганной деревянной бадье. Здесь же, на Пустоши, вариантов не оставалось: если руки и ноги ещё можно было кое-как отмыть ледяной вонючей водой из-под крана, то всё остальное… ох. От запаха застарелого пота Эмили хотелось на стенку лезть, и мысль о том, чтобы потерпеть ещё несколько дней до возвращения на Сьюард-сквер, казалась ей невыносимой.

Да и, в конце концов, не станут же головорезы Бёрка прямо на рынке на неё нападать? Там охранников до чёрта, помогут, если что…

Харон принял её решение спокойно — не стал переубеждать.

*

Вот так и получилось, что незадолго до полудня они уже добрались до Анакостийской переправы. Шли, само собой, не по дороге — Харон предпочитал обходные пути, какие-то еле заметные тропки между руинами небоскрёбов, тоннели метро… Эмили была только за — когда ей доводилось выходить на открытое пространство, она не могла отделаться от постоянного ощущения взгляда в спину. Агорафобия, вполне естественный недуг для выползня из Убежища.

Когда до Ривет-сити оставалось всего ничего, Харон неожиданно остановился. Прищурился, вглядываясь в туман, набежавший с реки.

— Вы только посмотрите, кто у нас тут, — проговорил он. — Вот они, красавчики. Компания «Коготь».